Если убрать помехи, мы сможем что-нибудь узнать. В конце концов, расстояние невелико, обойдешься без усилителя.
— Но…
— Выполняй!
— Есть, сэр, — лицо Мэйхью побелело и напряглось. — Но вы не понимаете… Лучше я сам это сделаю… в смысле, убью Лесси. Кларисса всегда ее ненавидела. Она… она же удовольствие от этого получит…
— Тем лучше для нее, — отрезал Граймс. — И пусть мистер Метцентер сообщит капитану Траффорду о наших планах.
Он представил, как тонкие пальцы Клариссы поворачивают выключатели на трубках, подающих кислород и питательный раствор в контейнер со срезом мозговых тканей. Это всего лишь мозг собаки… Но Граймс ощутил прилив тошноты.
— Я лучше пойду вниз, коммодор, — сказал он.
— Как вам будет угодно, коммодор, — ответил Граймс II. — Я остаюсь. Через какое-то время придет информация, так что мое место здесь.
— Это точно, — согласился Граймс. — Есть старая поговорка о двух женщинах на одной кухне. Думаю, два капитана в одной рубке ничем не лучше.
Глава 19

Из рубки он спустился на палубу, где располагались капитанские апартаменты и каюты для ВИП-гостей, куда поселили их с Соней. В общих чертах планировка корабля была такой же, как на его корабле: никаких особых удобств, просто все большего размера.
Он в рассеянности остановился перед приоткрытой дверью, над которой золотыми буквами было написано «капитан». Граймс уже вошел — и вдруг осознал свою ошибку. Но возвращаться было уже поздно. Сквозь вторую дверь он видел спальню, где жена читала, сидя на кровати. Очки лишь подчеркивали ее наготу.
Его жена?
Могла бы быть его женой.
В другом временном потоке — была.
— Заходи, — внезапно сказала она. — Не топчись на пороге.
Он зашел.
Мэгги отложила книгу и серьезно посмотрела на него, пряча улыбку в уголках рта. Она была удивительно хороша и… немного другая. Ее груди, не такие полные, как у Сони, казались заостренными, а плечи были чуть шире.
— Давненько не виделись, Джон, — сказала она.
Ни с того ни с сего он почувствовал странную, нелепую надежду на невозможное. Блефовать так блефовать — и посмотрим, что выйдет.
— Что, черт побери, ты имеешь в виду? — строго и угрюмо спросил он.
— Перестань, Джон, — ответила Мэгги. — Она оставила на тебе свой след, а я — на нем. Когда-то вы были совсем одинаковыми… или был только ты. Много лет назад, когда мы развлекались на Спарте. Помнишь?
Граймс помнил. Почти сразу после того Спартанского дела они с Мэгги и разошлись.
— Кроме того, мой благоверный был столь любезен, что даже позвонил. Он останется в рубке на всю ночь, и я могу его не ждать…
— Но Соня…
— К черту Соню. Не думай, что я против нее что-то имею. Мы очень давно знакомы и всегда ладили. Но, знаешь ли, мы тут с ней поболтали, и она полагает, что ты делишь ночное бдение с моим Джоном.
«Убирайся отсюда к черту, похотливый козел», — прогундосил блюститель морали, который ютился где-то у Граймса в голове.
— Ну что ты там стоишь? — спросила Мэгги.
Он присел на кровать.
— Джон! Посмотри на меня.
Он посмотрел. Он смотрел и смотрел, не отрываясь. Сколько черточек он живо помнил, а сколько почти забыл.
— Хочешь сказать, у меня денебианская проказа или что-нибудь в этом роде?
Оставалось лишь отвечать отрицательно. Ее кожа была гладкой, золотистой, сияющей, а медные завитки волос на лобке создавали восхитительный контраст с напряженными розовыми сосками.
«Черт подери, а почему бы и нет?» — подумал он и склонился к ней. Ее влажные алые губы влекуще приоткрылись. Он поцеловал Мэгги — впервые за Бог знает сколько лет — и продолжал поцелуй, пока ее руки не уперлись ему в грудь.
— Хватит, — выдохнула она. — Хватит… пока. Лучше закрой наружную дверь… и защелкни замок…
Граймс неохотно оторвался от нее.
— А если он… — произнести имя не было сил, — вернется из рубки?
— Не вернется. Уж я — то его знаю. Еще бы, за столько-то лет… Единственное, что у него на уме — безопасность его драгоценного корабля, — она улыбнулась. — И, кроме того, я же этолог, специалист по поведению животных. Ну, в том числе и людей…
— Полагаю, ты знала, что я войду? — в голосе Граймса зазвучало недоверие.
— Я не знала, утенок, но могла поспорить, так и будет. И нарочно оставила дверь открытой.
— Гхм, — Граймс поднялся, вышел в кабинет, закрыл и запер дверь и вернулся в спальню.
— Похоже, тебе жарко, — сказала Мэгги. — Лучше сними рубашку.
Он снял рубашку, которую взял напрокат. Штаны и ботинки тоже были взяты напрокат. Конечно, ведь когда он появился на этом корабле, под скафандром было только белье.
Одежда напрокат, жена напрокат…
Но можно ли назвать это изменой?
Граймс усмехнулся. Интересно, что можно сказать о законной стороне этой ситуации? Или этической?
— Над чем ты ржешь, черт побери? — спросила она.
— Так… над всем понемножку.
— Постараюсь, чтобы этот случай оказался счастливым, — промурлыкала она.
Так и вышло. Он не чувствовал вины — хотя, по идее, следовало бы. «В конце концов, я знаю Мэгги тысячу лет, — говорил себе Граймс. — Можно считать, я (или один из двух меня) женат на ней почти столько же».
То, что произошло, оказалось дикой сладкой смесью успокаивающе-знакомого и возбуждающе-неизвестного. И — правильным.
Они лежали вдвоем на смятой кровати, чуть касаясь друг друга, и курили ароматные сигариллы.
— Теперь лучше принять душ… прежде чем уйти, — лениво сказал Граймс. — Думаю, он не будет возражать, если я воспользуюсь его ванной.
— Торопиться некуда… — возразила она.
И тут зазвонил телефон.
Мэгги взяла трубку:
— Миссис Граймс… — сонно, подчеркнуто сонно сказала она. — Да, Джон, конечно, это Мэгги… Да, я заперла дверь…
Прикрыв трубку ладонью, она прошептала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40