Мне стало до того тошно, что я едва не заткнул лингвасцет.— Не твоё дело, — сказал я через силу. — Так вот почему ты на неё кинулась.Глаза Эй сверкнули.— Ты нарушил табу, она нарушила, — смерть!Вот тебе, тупо подумал я. Вот тебе, идиот, не прикладывай свою мерку ко всему на свете. Какое же табу, интересно, мы с Жанной нарушили? Женщине не входить в чужую пещеру? Мне не покидать её без спроса?Механический клёкот лингвасцета придавал нашему объяснению оттенок нереальности, хотелось выглянуть в окно, чтобы сообразить, какой сейчас на дворе век. И с этой неразумной оголтелой дикаркой отправляться в хронопутешествие?! Расспрашивать её о Снежке?— Ладно, — сказал я. — В чем же мы все-таки провинились? Что нарушили, какое табу?— Ты знаешь…Ещё бы!— …Ты искупишь.— Слушай, — не выдержал я. — Я спас тебя? Спас. Накормил, позаботился? В чем же моя вина?— Ты спас, позаботился, а затем привёл другую женщину.Так, все-таки ревность, дремучая, пещерная ревность… Ну, брат, попал же ты в переплёт!— Глупышка, она сама пришла. Сама, я даже ничего не знал. Разве так не бывает? Она мой друг, не более.— А я?— Ты тоже.— Нет. Ты знаешь! Почему лжёшь? Этой ночью я взяла тебя в мужья.Я ошалело тряхнул головой. Мне хотелось опрометью кинуться вон, лишь бы не слышать этого звенящего в ушах безумия. Я тупо уставился на лингвасцет, на Эю. Может, он переврал? Или Эя сошла с ума?Ни то, ни другое.— Мы вместе спали во сне.— Во сне…Вон оно что!Я чуть не расхохотался, хотя мне было, ей-ей, не до смеха. Бедная девочка! Это же надо, выйти замуж в сновидении…И, самое глупое, теперь неизвестно, что делать. Ведь это для неё всерьёз. Реально. До сих пор меня обманывало, все-таки обманывало внешнее сходство Эй с девушками моей эпохи. Теперь истина предстала во всей своей парадоксальности: сознание Эй не отличало сна от реальности! Или, скажем осторожней, не всегда отличало. В нем путались подлинные и мнимые события, сновидение уравнивалось в правах с действительностью. Эта особенность первобытного сознания была давно известна историкам, но я, признаться, не очень-то им верил. В голове не укладывалось, что так может быть, хотя история, и не только древняя, давала не менее разительные примеры путаницы действительного с воображаемым. Разве учёные-богословы не подсчитывали, сколько чертей может уместиться на кончике иглы? Разве какой-то там древний царь не наказывал море плетями, разве тысячелетия спустя из людей не изгоняли злых духов, не сжигали девушек за плотскую связь с дьяволом? Чем это лучше заблуждения Эй? Я — её муж! Муж только потому, что ей приснились мои объятия…Что же теперь делать?Ничего, подсказал мне здравый смысл, ровным счётом ничего. Встать и уйти, крепко заперев за собой дверь, как если бы там остался не человек, а пума. Что ещё можно сделать? Был план, замечательный план: взять Эю, чтобы она помогла быстро сориентироваться на месте, вернуть девочку к родным, использовать её как посредника, в худшем случае обменять на Снежку. Отличный план, только, как видно, неосуществимый. Эя и хронолет?! Жаль бедняжку, только она, похоже, в самом деле может убить, уже пыталась это сделать, когда после “брачной ночи” ко мне с хозяйским видом заявилась другая женщина.Все это было очень трезво, логично… Не мог я этого! Не мог я встать и уйти, вот и все. В конце концов, Эя ни в чем не виновата, она не зла, не свирепа, просто она действовала так, как ей предписывали нормы, обычаи и предрассудки её времени. Вдобавок она любила… Мысль о её любви заставила меня содрогнуться.Я достал нож, протянул его Эе.— Я не виноват. Я не спал с тобой, это тебе приснилось. Все это козни злого духа, который хочет нас погубить. Но если ты уверена, что я виноват, — убей.Я действовал по наитию. Впрочем, я был уверен, что успею перехватить нож, так как Эя, конечно, понятия не имела о самбо.Её глаза расширились. Она взяла нож, недоверчиво провела пальцем по острию, блеск стали её, кажется, удивил.Я не шевелился.— Ты любишь меня? — спросила она, поворачивая нож.— Нет.— Я тоже нет.Вот те раз! Все мои умозаключения снова пошли насмарку, и, стыдно признаться, эти её слова слегка кольнули моё самолюбие.— Тогда какого… — Я вскочил.— Ночью я хотела тебя, я взяла тебя. Раньше я думала, что ты дух, но ты мужчина, раб…Мне захотелось треснуть лингвасцет, хотя он тут был ни при чем. Вряд ли в её эпоху были рабы, машина, верно, подобрала это слово по аналогии. Может быть, в тогдашнем языке и понятие “любовь” имело другое значение? Вполне возможно. А вот матриархат тогда, без сомнения, был. Нет, не хотел бы я жить в таком обществе, ни в патриархальном, ни в матриархальном, даже подумать об этом страшно. Родись я в то время… Впрочем, тогда я был бы совсем другим человеком.— Мужа, который не любит и не любим, не убивают. Нет табу…Уф! Что ж, и на том спасибо. Эх, девочка, какие же мы друг для друга… инопланетяне. Только тебе, как ни странно, пожалуй, проще освоиться в моем мире, чем наоборот, потому что ты все тотчас сообразуешь со своими представлениями, пусть ложными, зато все-все объясняющими, а я так не могу, мне во всем надо добраться до истины, вот и блуждаю сейчас в потёмках. Ведь чем меньше света, тем труднее зрячему, а слепому это все равно.— …Нет табу, есть другая женщина. Такого мужа наказывают.— Что-что?…— Но ты меня спас. Долг противоречит долгу…О небо, когда же это кончится?! Пещерная, грязнолицая девчонка среди чудес иного мира решает, наказать или не наказать своего высокообразованного потомка, — такая ирония кого угодно сведёт с ума.— Знаю! — Эя подпрыгнула. — Ты сильный, добрый, странный, чужой, ты можешь стать… Хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55