- Нет, у него хоро-
шие мозги, и в нем есть что-то черное. Есть что-то такое, о чем
он не хочет думать, но чего не должен забывать. Я сказал
вам, он жаден до всего невероятного, ошеломляющего, и вместе
с тем он холодный как лед... нет: обжигающе холодный. Это
невротик, который держит свое тело в форме, в готовности.
к чему-. а свое сознание дурманит безумными идеями.
И вместе с тем он холоден и трезв. Если человек хочет забыть
свое прошлое, ему проще всего заглушить память через те-
ло-чувственностью, если не наркотиками. Но положим,
прошлое не умерло, и человек должен быть в форме, чтобы
совладать с ним, если оно ворвется в настоящее. В таком слу-
чае самое правильное-анестезировать разум непосредствен-
но, а тело беречь и укреплять.
- И прошлое-.
Фицстивен покачал головой:
- Если я не знаю-а я не знаю, - это не моя вина. Преж-
де чем вы распутаете свое дело, вы поймете, как трудно
получить информацию в их семействе.
- Вы пробовали
- Конечно. Я писатель. Мой предмет-души и то, что
в них происходит. Его душа меня интересует, и меня всегда
задевало, что он не хочет вывернуть ее передо мной наизнан-
ку. Например, я сомневаюсь, что его фамилия Леггет. Он
француз. Как-то он сказал, что родом из Атланты, но он фран-
цуз и внешне, и по складу ума, и по всему, кроме места
жительства.
- А его семейство-спросил я. - Габриэла со сдвигом,
как по-вашему
- Интересно. - Фицстивен посмотрел на меня с любо-
пытством. - Вы это так брякнули или правда думаете, что она
не в себе
- Не знаю. Она странный, трудный человек. Кроме того,
у нее звериные уши, почти нет лба, а глаза то зеленые, то
карие, непрерывно меняют цвет. Удалось вам что-нибудь раз-
нюхать о ее жизни
- И это вы, зарабатывающий разнюхиванием, смеете
издеваться над моим интересом к людям и над моими попыт-
ками его удовлетворить.
- Есть разница, - сказал я. - Я разнюхиваю для того,
чтобы поместить людей в тюрьму, и мне за это платят, хотя
меньше, чем следовало бы.
- Нет разницы, - ответил он. - Я разнюхиваю, чтобы
поместить людей в книгу, и мне за это платят, хотя меньше,
чем следовало бы.
- Ну и что проку от этого
- Бог его знает. А что проку сажать их в тюрьму
- Уменьшает перенаселенность, - сказал я. - Посадите
побольше народу, и в городах не будет транспортных проблем.
Что вы знаете о Габриэле
- Она ненавидит отца. Он ее обожает.
- Отчего же ненависть
- Не знаю; может быть, оттого, что он ее обожает.
- Ничего не понятно, - пожаловался я. - Это просто
литературщина. А жена Леггета
- Вы, наверное, ни разу у нее не ели У вас отпали бы
всякие сомнения. Только безмятежная, прозрачная душа мо-
жет достичь такого кулинарного искусства. Я часто спраши-
вал себя, что она думает об этих фантастических существах.
муже и дочери, - но скорее всего, она просто принимает их
такими, как есть, и даже не замечает их странностей.
- Все это очень замечательно, но вы по-прежнему не ска-
зали мне ничего определенного.
- Не сказал, - согласился он. - Именно так, мой милый.
Я рассказал вам, что я знаю и что представляю себе-и все
это неопределенно. В том-то и дело-за год я не выяснил
ничего определенного о Леггете. Не убеждает ли это вас, -
учитывая мою любознательность и незаурядное умение уто-
лять ее, - что он скрывает нечто и скрывает умело
- Да Не знаю. Знаю только, что потратил много времени
и не узнал ничего такого, за что можно посадить в тюрьму.
Пообедаем завтра вечером Или послезавтра
- Послезавтра. Часов в семь
Я сказал, что заеду за ним, и ушел. Был уже шестой час.
Обед я пропустил и поэтому пошел поесть к Бланко, а от-
туда-в негритянский район, посмотреть на Тингли-Но-
сорога.
Я нашел его в табачном магазине Гербера: он катал в зубах
толстую сигару и рассказывал что-то четверке негров.
....говорю: "Нигер, ты себе языком могилу роешь", -
цап его рукой, а его словно сдуло, нету, только следы в бетоне,
ей-богу, один от другого-два метра, и домой ведут.
Покупая сигареты, я присмотрелся к нему. Он был шоко-
ладного цвета, лет под тридцать, ростом около метра восьми-
десяти и весом в девяносто с лишним, пучеглазый, с желто-
ватыми белками, широким носом, толстыми синими губами,
синими деснами и неровным черным шрамом, сбегавшим
от нижней губы за ворот полосатой бело-голубой рубашки. Кос-
тюм на нем был довольно новый и даже еще выглядел но-
вым, а носил его Тингли с шиком. Говорил он густым басом,
и когда смеялся со своими слушателями, звенело стекло
в шкафах.
Я вышел из магазина, пока они смеялись, услышал, как
смех смолк у меня за спиной, и, преодолев искушение огля-
нуться, пошел по улице, где жили Носорог и Минни. Он на-
гнал меня, когда я подходил к их дому.
Я ничего не сказал, и несколько шагов мы прошли бок
о бок. Заговорил он:
- Это вы тут, что ли, про меня расспрашивали
Кислый дух итальянского вина сгустился так, что стал
видимым.
Я подумал и ответил:
- Да.
- Какое вам дело до меня-спросил он не враждебно,
а так, как будто хотел это знать.
На другой стороне улицы, из дома Минни, вышла Габри-
эла Леггет, в коричневом пальто и коричневой с желтым шля-
пке, и, не поглядев в нашу сторону, пошла прочь. Она шагала
быстро, прикусив нижнюю губу.
Я посмотрел на негра. Он смотрел на меня. В лице его
ничего не переменилось: то ли он не видел Габриэлу Леггет,
то ли просто не знал ее. Я сказал:
- Вам ведь нечего скрывать Так какая вам разница, кто
о вас спрашивает?
- Все равно, хотите узнать про меня-меня и спраши-
вайте. Это из-за вас Минни выгнали
- Ее не выгнали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63