Мои руки лежали на подоконнике. Я пошарил
по низу рамы, и, не знаю, нашарил ли ручки, но потянул вверх
изо всех сил. Окно не поддавалось. Руки были будто прибиты
внизу. Кажется, тут я всхлипнул; а потом правой ладонью
упершись в подоконник, левой выбил стекло.
Уличный воздух шибанул в нос, как нашатырь. Я сунул
лицо в дыру и, цепляясь обеими руками за подоконник, вби-
рал воздух ртом, глазами, ушами, порами кожи и смеялся,
а глаза щипало так, что лились слезы и затекали в рот. Я все
глотал свежий воздух и вскоре почувствовал, что ноги меня
держат, глаза видят, что я опять могу двигаться, думать, пусть
не быстро и не четко. Мешкать было некогда. Я закрыл нос
и рот платком и отвернулся от окна.
В каком-нибудь метре от меня, посреди черной комнаты,
стояло, извиваясь, нечто светлое, похожее на человеческую
фигуру, но бесплотное.
Оно было высокое, но не такое высокое, как показалось
сначала, - потому что оно не стояло на полу, а парило: между
его ногами и полом был просвет сантиметров в тридцать. Да,
у него и ноги были, но уж не знаю, какой формы. Не было
у них формы-и у торса не было, и у рук, и у лица не было
формы, постоянных очертаний. Они зыбились, разбухали
и съеживались, вытягивались и сокращались, не очень силь-
но, но беспрерывно. Рука сливалась с телом, растворялась
в теле, а потом появлялась, будто выливалась из него. Нос
свешивался над разинутым бесформенным ртом, потом втя-
гивался обратно, утопая между кисельными щеками, снова
начинал расти. Глаза расширялись, сливались в один громад-
ный глаз, занимавший всю верхнюю часть лица, потом он
уменьшался, пропадал вовсе, потом глаза прорезывались сно-
ва на прежних местах. А ноги-то их было две, то три, то
одна, скрученная штопором, точно живой и шаткий пьедестал.
Все члены и черты лица непрерывно искажались, колебались,
так что нельзя было уловить их натуральную, правильную
форму.
Я осознал, что я не в себе, нанюхался душной цветочной
дряни. Но как ни старался, ни мог убедить себя, что не вижу
этого существа. Оно было-дрожало, корчилось между мной
и дверью, близко, только наклониться, только руку протянуть.
Я не верю в сверхъестественное-ну и что из того Оно
было передо мной. Было, и я видел, что это не фокус с фосфор-
ной краской, не человек в простыне. Мне надоело ломать голо-
ву. Я стоял, зажав платком рот и нос, не шевелясь и не дыша,
и, может быть, даже кровь у меня в жилах остановилась. Оно
было тут, и я был тут, - и стоял, приросши к полу.
Потом оно заговорило; не могу утверждать, что я слышал
слова: мне казалось, что я просто воспринял их всем телом.
- На колени, враг Божий. На колени.
Тут я вышел из оцепенения-облизал губы, хотя язык
был суше их.
- На колени, ненавистный Господу, пока на тебя не
обрушился удар.
Последний довод я уже мог понять. Я отнял от рта платок
и сказал:
- Пошел к черту.
Звучало это глупо, тем более, что голос у меня сел.
Оно судорожно перекрутилось, всколыхнулось и подалось
ко мне. Я бросил платок и протянул к нему обе руки. Схва-
тил его-и не схватил. Мои руки достали тело-ушли
в него до запястий, сжались. И захватили только сырую
пустоту, ни теплую, ни холодную, вообще лишенную тем-
пературы.
И та же сырая пустота облепила мне лицо, когда его лицо
наплыло на меня. Я укусил лицо-да... но зубы лязгнули
впустую, хотя я видел и чувствовал, что мое лицо уже внутри
его лица. И в руках у меня, вплотную к моей груди, корчилось,
извивалось его тело, ерзало, вздрагивало, и вдруг бешено
завинчивалось, рвалось на части, которые жадно соединялись
снова-все в черной пустоте.
Сквозь эту прозрачную материю я видел свои руки, сжав-
шиеся в сердцевине влажного тела. Я разжал их и согнутыми
пальцами рванул вверх и вниз, раздирая его; я видел, что
тело рвется и течет вслед за моими ногтями, но не ощущал
ничего, кроме сырости.
Возникло новое ощущение, быстро усиливавшееся: на
меня навалилась и душила какая-то немыслимая тяжесть.
Существо было бесплотным, но страшно тяжелым, и этот груз
придавливал меня, не давал вздохнуть. Ноги у меня подгиба-
лись. Я плюнул ему в лицо, вытащил руку из утробы и ударил
в лицо. Кулак не встретил ничего, кроме сырости.
Я сунул левую руку ему в живот и стал рвать тело, так
ясно видимое и так слабо осязаемое. Но тут я увидел кое-что
новое-кровь на своей левой руке. Темная, густая, настоя-
щая кровь капала на пол, текла между пальцами.
Я захохотал, потом, собравшись с силами, выпрямился
под чудовищным грузом и снова стал рвать ему внутрен-
ности, хрипя:
- Душу выну.
Кровь еще сильнее полилась по пальцам. Я опять попробо-
вал засмеяться, не смог-меня душило. И тяжесть на мне
стала вдвое больше. Я попятился, привалился к стене, рас-
пластался по ней, чтобы не съехать на пол.
Воздух из разбитого окна, холодный, свежий, терпкий,
хлынул сбоку, ударил в нос, и по разнице между ним и тем,
чем я дышал в комнате, стало понятно, что валит меня не
тяжесть этого создания, а отрава, наполнившая дом.
Бледно-зеленая сырая тварь обволакивала мое лицо
и тело. Кашляя, я продрался через нее к двери, распахнул ее
и вывалился в коридор, где было так же черно, как в комнате.
Я упал, и что-то упало на меня. Но уже не бесплотное.
Человек. В спину меня ударили колени-человечьи колени,
острые. Кряхтенье, теплым воздухом обдавшее мне ухо, было
человечье, удивленное. Рука, которую я сжал, была человечья,
тонкая. Я благодарил Бога, что она тонкая. Коридорный
воздух меня освежил, но бороться с атлетом я еще не был
готов.
Я сжал его руку изо всех сил и затащил под себя, нака-
тился сперва на нее, потом на самого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63