Коллинсон взял меня под руку и забормотал:
- Не знаю, стоит ли мне... стоит ли нам идти. Габриэле
это не понравится. Она не...
- Вы как хотите, - проворчал я, - а я иду. Ей это может
не понравится, но мне тоже не нравится, что люди прячутся,
когда я хочу спросить их о пропавших бриллиантах.
Он нахмурился, пожевал губами, сделал несчастное лицо,
но со мной пошел. Мы отыскали лифт, поднялись на пя-
тый этаж и по пурпурному ковру подошли к первой двери
слева. Я постучался. Ответа не было. Я постучался снова,
громче.
В комнате послышался голос. Вероятнее всего, женский,
но мог принадлежать кому угодно. Он звучал настолько слабо,
что мы не разобрали слов, и как бы придушенно-даже
нельзя было понять, кто говорит. Я толкнул Коллинсона
локтем и приказал:
- Позовите ее.
Он оттянул воротничок пальцем и прохрипел:
- Габи, это я, Эрик.
Ответа все равно не последовало. Я опять постучал:
- Откройте дверь.
Внутри что-то произнесли, я ничего не понял. Я снова
крикнул и постучал. В коридоре открылась дверь, и высунул-
ся старик с бледным лицом и жидкими волосами:
- Что происходит
- Не ваше дело, - сказал я и опять постучал в дверь.
Голос внутри стал громче, и мы уже слышали в нем жало-
бу, но слов по-прежнему разобрать не могли. Я повертел руч-
ку, и оказалось, что дверь не заперта. Я еще погремел ручкой
и приоткрыл дверь сантиметра на два. Голос стал более внят-
ным. Я услышал мягкие шаги. Я услышал сдавленный
всхлип. И распахнул дверь.
Эрик Коллинсон издал горлом странный звук-будто
где-то очень далеко кто-то душераздирающе кричал.
Габриэла Леггет стояла у кровати, держась одной рукой
за белую спинку, и покачивалась. Она была белая, как мел.
Глаза, тусклые, без белков, смотрели в пустоту, а маленький
лоб был наморщен. Казалось, она видит что-то впереди и пы-
тается понять, что это. На ней был один желтый чулок, корич-
невая бархатная юбка, в которой она явно спала, и желтая
рубашка. На полу валялись коричневые туфли, другой чулок,
коричневая с золотом блузка, жакет и желто-коричневая
шляпа.
Все остальное в комнате было белое: белые обои на стенах,
белый потолок, крашенные белой эмалью стулья, кровать,
двери, оконные рамы, даже телефон; белый войлок на полу.
Мебель была не больничная, такую видимость ей придавала
белая краска. В комнате было два окна и, кроме той двери,
которую я открыл, еще две. Левая вела в ванную, правая.
в маленькую гардеробную.
Я втолкнул Коллинсона в комнату, вошел за ним и закрыл
дверь. Ключа в ней не было, и скважины не было, и каких.
либо признаков замка. Коллинсон глазел на девушку, рас-
крыв рот, и лицо у него стало такое же бессмысленное, как
у нее-разве только ужаса больше. Она прислонилась
к спинке кровати и темными одурманенными глазами смот-
рела в никуда.
Я обнял ее одной рукой и усадил, а Коллинсону сказал:
- Соберите ее вещи. - Мне пришлось сказать это два-
жды, прежде чем он вышел из столбняка.
Коллинсон подал мне вещи, и я стал одевать ее. Он вцепил-
ся пальцами мне в плечо и запротестовал-таким тоном,
будто я запустил лапу в церковную кружку.
- Нет! Нельзя же...
- Какого черта-сказал я, оттолкнув его руку. - Хо-
тите-одевайте сами.
Коллинсон покрылся потом, сглотнул и забормотал:
- Нет, нет! Как я могу. - .-И, не закончив, отошел
к окну.
- Она предупреждала меня, что вы идиот, - сказал
я ему вдогонку и обнаружил, что надеваю на нее коричне-
вую с золотом блузку задом наперед. Помощи от Габриэлы
было как от манекена, но, по крайней мере, она не сопро-
тивлялась.
К тому времени, когда я облачил ее в пальто и шляпу,
Коллинсон отошел от окна и стал засыпать меня вопросами.
Что с ней Не надо ли вызвать врача Не опасно ли вести ее
на улицу А когда я поднялся, он забрал ее у меня и, поддер-
живая длинными сильными руками, залепетал:
- Габи, я Эрик. Ты меня узнаешь Скажи что-нибудь.
Что с тобой, милая
- Накачалась наркотиком, больше ничего, - сказал я-.
Вы ее сейчас не теребите. Отвезем сперва домой. Берем ее под
руки... Идти она может. Если на кого-нибудь наткнемся,
знайте себе идите, я сам разберусь. Пошли.
Никто нам не встретился. Мы добрались до лифта, спус-
тились на первый этаж и вышли через вестибюль на улицу,
не увидев ни души.
На углу в "Крайслере" нас ждал Мики.
- Ты свободен, - сказал я ему. И он ушел.
Габриэлу мы усадили между нами, и Коллинсон завел
мотор. Когда мы проехали три квартала, он спросил:
- Вы уверены, что ее надо везти домой
Я ответил, что уверен. Он замолчал, а еще через пять квар-
талов повторил вопрос и добавил что-то насчет больницы.
- А может, в редакцию газеты-огрызнулся я.
Еще три квартала в молчании, и опять началось:
- Я знаю одного врача...
- У меня есть дело, - сказал я. - И у себя дома мисс
Леггет в ее теперешнем виде будет мне в этом деле полезна.
Поэтому она едет домой.
Он насупился и сердито напал на меня:
- Вы готовы ее унизить, опозорить, подвергнуть ее жизнь
опасности ради какого-то...
- Ее жизнь в опасности не больше, чем моя и ваша.
Просто она немного перебрала какой-то дряни. Сама пере-
брала.
Та, о ком шла речь, была жива и даже сидела с открытыми
глазами, но от происходящего была так же далека, как если бы
находилась в Финляндии.
Нам полагалось повернуть на следующем углу. Кол-
линсон, с отвердевшим лицом и устремленным вперед тяже-
лым взглядом, продолжал ехать прямо и довел скорость до
семидесяти километров.
- На следующем углу поверните, - приказал я.
- Нет, - ответил он и не повернул. На спидометре было
80, и прохожие уже поворачивались нам вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63