терапевтом работала и его жена Фиона -
рыжеволосая, живая, родом из Англии, хотя теперь ее акцент совершенно
сгладился. Это был союз родственных душ, который, кажется, оправдывал
себя. Стейнберги разделяли интерес Шона и Энджелы к кино, животным,
хорошей жизни и хорошей еде, а два года назад они вчетвером провели летний
отпуск в Акапулько. Там всех их свалил понос. Джерри всегда твердил, что
их отношения скрепило именно это, а вовсе не общие интересы.
Энджела послала приглашение и доктору Маккею.
В предшествовавшие свадьбе дни она поняла, что еще никогда не
чувствовала себя более счастливой и совершенной. Непонятный страх,
пережитый ею в Ирландии, как будто бы исчез подобно утреннему туману.
Жизнь переполняла Энджелу - ей даже не приходило в голову, что такое
возможно. Она понимала: отчасти дело в том, что ей известно - скоро она
получит почти все из того, чего ей всегда хотелось. И карьеру, и Шона, и
ребенка. Но причины крылись не только в этом. Было и другое - надежда,
растущее волнение. Казалось, теперь они пропитали жизнь Энджелы подобно
аромату клевера в первый день лета. Каждое утро она поднималась с постели
отдохнувшая, настроенная оптимистически. Ее походка стала пружинистой,
принужденность и вялость исчезли.
Шон тоже чувствовал это. В атмосфере витало нечто опьяняющее. Оно
призывало творить, веселиться, праздновать. Энджела безуспешно пыталась
дать ему название. Она чувствовала себя везучей и гениальной; казалось,
все идет, как надо, звезды были к ней благосклонны. Ее биоритмы вместе с
биоритмами Шона отплясывали джайв. Что бы ни происходило, Энджела не могла
сделать ни единого неверного шага. Она чувствовала: это не просто ее
отношение к жизни. Все вокруг вставало на свои места гладко, как в хорошо
смазанном механизме. Она без труда пересдала свою крохотную квартирку
заведомо надежному человеку и даже получила скромную прибыль. Коробки с
пленкой появились у Вейнтрауба в конторе все сразу. От метража,
операторской работы и записей Энджелы Джек Вейнтрауб пришел в восторг,
если не сказать больше. Он захотел, чтобы фильм смонтировали к завтрашнему
дню (что всегда было добрым знаком), напредсказывал массу хорошего и завел
разговор о следующем совместном проекте. Исходя из этого замечания,
Энджела купила себе для вечеринки новое дорогое платье.
Идеальную картину портила лишь одна проблема. Небольшая: Перышко.
Кот стал пугливым. Непокорным. Не давался в руки. Не ел.
Энджела справилась у Марка, какую кошачью еду он давал Перышку. Он
заверил, что брал ее из того ящика, который она оставила ему перед
отъездом.
Поэтому она перепробовала целый ряд других, потом тунца и куриный
фарш специального приготовления и, наконец, отчаявшись, попробовала
открыть баночку красной икры. Безуспешно. Перышко явно не хотел есть.
- Но пять дней? - пожаловалась она.
- Может быть, его кто-то подкармливает, - предположил Шон.
- Уж скорее он заболел.
Энджеле было не по себе. Ее изводила неприятная мысль. Дом Шона был
старым. И, как все старые дома, по ночам издавал звуки. Поскребывание.
Царапанье. Шон объяснял это тем, что "дом оседает". Крысы, думала Энджела.
Поэтому перед отъездом в Ирландию Шон разместил в стратегических точках
небольшие мешочки с приманкой для грызунов. Не добрался ли до такого
мешочка Перышко, гадала она.
Они проверили мешочки. Поврежденным оказался только один, лежавший в
подвале, в шкафу с инструментом. Пластиковый пакет был прогрызен, половина
рассыпчатого содержимого исчезла. Перышко никак не мог до него добраться.
Но Энджеле все равно было тревожно.
- Может быть, он съел отравленную крысу?
Шон предложил отвезти кота к ветеринару. Но при их приближении
Перышко заворчал, зашипел, а потом стрелой взлетел на росшую перед домом
ель.
Сбитая с толку Энджела, задрав голову, вглядывалась в припавшего к
ветке кота, который явно был не в духе.
- Может, он злится на нас за то, что мы уезжали?
- Может быть, его надо оставить в покое, - отозвался Шон, теряя
терпение, и пошел прочь.
Встреча с судьей была назначена на одиннадцать утра.
В половине одиннадцатого Энджела рвала в палисаднике маргаритки для
букета - единственные цветы, пережившие их отсутствие.
Фиону и Джерри она услышала за полмили. Их обгоняла музыка. Громкая.
Хорал. Девятый, Бетховена. Вскоре перед домом затормозила их щегольская
красная спортивная машина. Фиона была в огромной шляпе с птичками, которую
откопала в лавке старьевщика на Третьей авеню. (Она давно ждала случая ее
надеть.) Стейнбергов Энджела пригласила быть свидетелями. Единственными
свидетелями.
- Привет! - Джерри выключил магнитофон. - Что это ты удумала? - Он
выскочил из машины.
- А на что похоже? - крикнула в ответ Энджела.
Фиона завизжала от смеха.
- На букет, конечно. Белый, в знак девственной невинности. Жутко
уместно!
Энджела отряхнула с платья сухие травинки.
- Рада, что ты так думаешь. Решила в последнюю минуту. Как и все
прочее. - Она усмехнулась друзьям, вдруг почувствовав себя немного глупо.
Джерри подбежал к Энджеле, обхватил, чмокнул, потом огляделся и спросил,
где же Шон.
- Шон? - взревел Джерри. - Невеста ждет.
В дверях, чертыхаясь, появился красный от напряжения Шон. Он сражался
с шелковым галстуком-бабочкой, который Энджела купила ему в минуту
безумия.
Церемония оказалась короткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89