Какая-то женщина выходила из дома, я и прошмыгнула. Слушай, давай поговорим, когда я уже доберусь до тебя.
Я заблаговременно отперла входную дверь и отправилась в кухню за стаканами. Бартек появился минут через пять после Марты, но и этих минут ей хватило, чтобы вкратце поведать о последних событиях своей личной жизни. Оказывается, Доминик хотя ее и не любит, но желает, она же его любит, но не желает, то есть хотеть-то его она хочет, но любить его не желает и потому опять терзается. Терзание на сей раз выглядело, на мой взгляд, не слишком драматичным, так что я воздержалась от комментариев.
Бартек извинился, что явился ко мне без предупреждения. А зачем предупреждать, когда он равноправный член нашей группы сценаристов?
Начали мы опять с просмотра записей пожара. Поскольку пожар выдумала я, Бартек и вцепился в меня, как репей в собачий хвост. Я старалась утешить себя тем, что, главное, погорелец меня не знает, неизвестно ему, что особняк на сожжение предназначила я, а то еще потребует возмещения материального и морального ущерба.
При сегодняшнем просмотре основное внимание мы уделили звуку, потому что этого потребовала Марта:
– Сто раз глядели, а на шум и крик – ноль внимания, сами только орали друг на друга как последние кретины. Вместо того чтобы слушать и мотать на ус. Да, вот что еще. Павел поехал на пепелище, снять его, так просто, на всякий случай.
– Это само собой, – недовольно буркнула я, – могли бы и раньше сообразить. Вообще надо было дожидаться возвращения хозяина и заснять этот момент – реакцию его, действия. А с сейфом что? Открыли его наконец?
Марта обескураженно оправдывалась:
– Понятия не имею. Во всяком случае, с места пожара забрали. Да ты сама все увидишь.
– Пиво холодное, – призвал нас к порядку Бартек.
– Очень хорошо, разливайте, остальные банки я спрячу в холодильник. И пускайте пленку, не будем терять время.
Значит, все внимание на звук. Боже, какой же кошмарный там стоял шум! Среди грохота, треска и криков очень трудно было уловить хоть что-то человеческое, лишь отдельные слова, по всей вероятности тех, кто находился поблизости от камеры. Лучше всего получились перекрикивания пожарных, но и зеваки старались, как могли.
Вот отчетливо прозвучало: "…жили бомбу", "столько добра сгорит", "новое наживет, не из бедных…", "ходил тут…", "скрывался, чтоб не приметили…".
"…Высматривал, вынюхивал…", "крутился вокруг дома". Это все выкрикивала баба с пронзительным голосом, всем бы такой! И вдруг прямо в микрофон: "Гляди, слева! Щас грохнется!" И в самом деле обрушился балкон. Остальные обрывки разговоров в принципе сводились к предположениям насчет причины пожара, причем доминировала версия поджога незнакомцем, который давно крутился поблизости от этого дома. Сочувствия погорельцу – богатому аферисту – не проявляли, даже намекали на кару господню за его, погорельца, грехи и вину перед честными, но бедными людьми.
– Не мешало бы все это отдельно записать на фонограмму и потом еще раз прослушать, – заикнулась было я, но тут внезапно услышала неразборчивое слово, прозвучавшее как "Грохольский", во всяком случае, очень похоже. – Эй, мне показалось или кто-то произнес "Грохольский"? – воззвала я к присутствующим. – Вы не слышали?
– Действительно, что-то такое… – не очень уверенно подтвердил Бартек.
– Кто сказал "Грохольский"? – заорала я.
– Не знаю, – струсил Бартек под моим яростным взглядом. – Я не разобрал…
– Ну чего ты орешь? – напустилась на меня Марта. – Я и без Бартека знаю, что он Грохольский.
– Кто?!
– Погорелец, кто же еще?
– Какой погорелец?
– Наш. Тот, чей дом сгорел. Его фамилия Грохольский. Павел узнал, когда поехал снимать пепелище.
– Езус-Мария! – только и простонала я.
– Ты чего? – удивилась Марта. – Ведь Грохольский фигурирует в нашем сценарии.
– Ну, ты даешь! Грохольский – не вымышленный персонаж, а вполне реальная фигура. Бывший прокурор, причастный ко многим преступлениям…
– А, те самые злодеяния…
– Если тебе так больше нравится, можешь окрестить их историческими злодеяниями. Мы собирались сменить ему фамилию и внедрить в телевидение. Хотелось бы мне знать, на след каких злодеяний они сейчас вышли?
– Кто?
– Да Кайтек с Павлом.
– Пива! – вне себя завопила Марта. – Немедленно дайте мне еще пива!
– Я принесу, – вызвался Бартек. – Можно мне самому взять из холодильника?
– Конечно, можно, и вообще бери из него что захочешь.
Страшная истина предстала нам во всей своей ужасающей безнадежности. Ничего удивительного, что минувшие годы так настырно лезли в детективный сценарий о сегодняшнем дне, ведь трудный труп Красавчика Коти явился звеном, намертво связавшим прошлое с современностью. Вечно я влипаю в какие-то особенно неприятные истории.
Несколько остынув после стакана холодного пива, Марта сказала уже спокойнее:
– Прямо и не знаю, что делать. Если не ошибаюсь, этот Грохольский нам очень даже подходит. Тогда что?
– Отмежеваться! – не сомневалась я. – Не беспокойся, все беру на себя. Знаешь, я уже привыкла к таким вещам.
– К каким вещам? – не понял Бартек.
– Попадать в яблочко. Как только сочиню завлекательное преступление или другое какое развлечение для своей будущей книги, глядь – а оно на самом деле произошло, ну прямо как накаркала. Особенно в последнее время. Уж и не знаю, способности ясновидящей во мне проявляются, подсознание действует или еще что-нибудь столь же сверхъестественное, но уж никак не мои серые клеточки, поизносившиеся с возрастом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101