– Ореховка от желудка, а у меня насморк!
– И посмотрите только, я его вычеркнул, этого черта, три лошади вычислил, двойку и шестерку, этот у меня приходит, двойки нет, говорит, единичка висит вместо нее, ну, я и поменял двойку на единичку, а дома все вычислял. Мозги скиснут… – жаловался пан Эдя.
– Надо было добавить еще, а свое не выкидывать, – поучал полковник. – А ореховку на меду вы не пробовали?
– Здесь, во второй, у тебя один, – говорил кто-то за столиком сзади барьера. – Тут два.., этот.., и этот…
– А этот? – возразил кто-то другой.
– Мешок костей. На колбасу. А тут можешь делать «стенку».
– Врублевский говорит, чтобы на него не рассчитывали, – вставил третий.
– Говорит не говорит, а неизвестно, как поедут. Еще не установили. Хочешь выиграть – только «стенку»…
Я не оборачивалась, поскольку выбирала лошадей на субботу. На кресло сзади меня кто-то сел и отгородил меня от голосов за барьером. Мне даже было интересно, что за такой конь-верняк, но не хотелось подсматривать. Я бросила взгляд на второй заезд, на мой взгляд, там шанс был у четырех лошадей, и откуда у них взялся дурацкий один конь? Идиотские закулисные сведения…
– Извините… – робко сказал человек у меня за спиной.
Я обернулась и узнала девушку, ту самую, которая первый раз была тут в субботу, в день смерти Дерчика.
– Прошу прощения, здравствуйте, вы случайно не видели пана Завейчика?
– Не знаю, – ответила я. – Здравствуйте. А кто такой пан Завейчик?
– Тот пан, который со мной был, помните? Он куда-то пропал, я его вообще не могу найти.
– А.., тот знакомый вашей тетки?
– Ну да. С субботы никто его не видел, я хотела проверить, нет ли его тут. А вы его не видели?
– Нет. Только в субботу в течение двух заездов, когда он сидел подле вас, а потом уже нет. Но ведь… Если это знакомый, может, вы его скорее частным образом найдете?
– Как раз нет. Телефон не отвечает, а на фирме никто не знает, когда он будет. Я заезжала к нему домой, потому что у моей тетки к нему какое-то дело, но его нет. Я думала, может, он здесь… Он, по слухам, еще ни одного дня бегов не пропустил.
– Он может быть на другой трибуне. Вы попросите, чтобы по радио объявили, что вы его ждете в секретариате. Если он тут, то придет. Если только не скрывается.
Девушка удивилась.
– Да нет, зачем ему скрываться? Эти свои деньги он законно заработал. В субботу он угадал первые два триплета, так он мне сказал, а потом совсем пропал из поля зрения. Позвольте, я вам представлюсь?
Я позволила. Звали ее Моника Гонсовская, жила она у тетки на Асфальтовой или на конезаводе в Лонцке. Она была встревожена и озабочена, ей необходимо было найти Завейчика, но она понятия не имела, как его искать. Я сделала вывод, что найти хочется не ей, а ее тетке, и еще раз посоветовала сделать объявление в радиоузле. Таким путем отыскивались потерянные документы, ключи, очки, дети и папаши.
Я спустилась вниз поставить последовательность в первом заезде, и лишь вид комиссара Ярковского заставил меня сообразить, что я только что услышала от девушки. Комиссар стоял перед кассой двухтысячных ставок и всматривался в программку.
– Сейчас я вам кое-что скажу, только сперва поставлю, – шепнула я ему на ухо.
Он оторвался от программки, посмотрел на меня полубезумным взором, совершенно как настоящий игрок, и кивнул головой. Я посмотрела на паддок, мой конь номер два ходил с приплясом и начинал слегка пениться. Моим личным фаворитом была Ересь, правнучка Гессии, которую я считала почти родной невесткой. Когда-то мой сын на почве Гессии просто помешался, утверждал, что она рыжая, и восхищался ею больше, чем всеми девушками, которых я когда-либо видела возле него. Потомство Гессии я называла внучатами и упрямо на них ставила, да это и впрямь были очень неплохие лошади. Ересь давно должна была бы войти в первую группу, как двухлетка она показала очень неплохие возможности, однако теперь чего-то там ей не хватало, и она сидела во второй группе без всяких успехов. Я решила поставить на нее, ведь двойка вся в мыле, правда, это жеребец, но ничего страшного, чистокровный, может, и придет как следует, поэтому я решила поставить последовательность два-пять. За двадцать тысяч, два раза.
Вернулась я к кассе, и, как обычно, в меня вселился демон. Два-пять я поставила один раз, а потом, без всяких разумных причин, сыграла еще с двойкой и пятеркой единичку, четверку и шестерку. Угрохала я на этот первый заезд семьдесят тысяч и окончательно потеряла веру в себя.
Старший комиссар Ярковский терпеливо пережидал мое помешательство.
– Ну? – вполголоса спросил он, когда я отошла от кассы.
Мы вышли на воздух со стороны беговых дорожек, где пока что было мало народу. Все торчали возле паддока и около касс.
– Во-первых, один из тех, кто выиграл в субботу триплет на лошадях от Дерчика, носит фамилию Завейчик, – сказала я сразу, не задавая глупых вопросов на тему того, что им известно, а что нет. – Во-вторых, могу сейчас узнать, где он живет и работает. В-третьих, с субботы он пропал. В-четвертых…
– Вы откуда все это знаете?
– Наверху сидит девушка, которая знает его лично и разыскивает.
– Все о девушке!
– Все не могу, но зовут ее Моника Гонсовская, стопроцентная лошадница. Живет в Лонцке на конезаводе, а в Варшаве у тетки, на Асфальтовой, четыре.
Этот Завейчик – знакомый ее тетки. В-четвертых, разговора о том не было, но у меня такое впечатление, что о вас рассказывать не следует? Кажется, пока никто не знает, что вы – мусор на службе.., простите, Бога ради, сотрудник полиции…
– Это мелочи. Все правильно. Я об этом не сказал, правда, но вам, кажется, и так все ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85