— К себе, в Секерки. Но сначала получить международные водительские права. За работу, милостивая пани!
Об обручении с Гастоном я сообщила Эве. И она, и Шарль одобрили наши планы и порадовались за меня. Месье Дэсплен был более сдержанным. Нет, я знала, что он тоже рад, сам предлагал мне написать завещание, ибо тоже боялся за меня, просто был сухарь, как все судейские, и внешне привык сохранять невозмутимость. Однако предупредил, что оформлять наше брачное свидетельство будет он, и только он, причём непременно настаивает на интерцизе. Я не возражала. А для этого опять же требовалось съездить в Польшу, в брачном договоре о раздельном имуществе должно быть точно перечислено все имущество, имеющееся в распоряжении каждого из супругов.
Гастон не противился моей поездке на родину и очень бы хотел ехать со мной, но оказалось — ему выходить на работу в тот самый день, на который мне назначили экзамен для выдачи водительских прав. Только теперь я узнала, что мой любимый, оказывается, работает, а в Трувиле проводит отпуск. Ну, это я так говорю — работает, Гастон не служащий, он владелец крупного архитектурного агентства, в его руках все дела, а в их бизнесе многое зависит от того, насколько аккуратно в срок выполняются заказы. Оставлять фирму надолго он просто не мог, тем более что не хотел подвести заменяющего его в данный момент заместителя, уже оформившего интересную турпоездку на всю семью.
— Нет, такой свиньи я ему не подложу, — печально вздыхая, жаловался Гастон. — У них уже заказаны билеты на самолёт в Калифорнию, отправить туда одну жену с детьми он не решится, у его жены слабое сердце, он боится её волновать. Придётся тебе отправляться одной, это, в свою очередь, будет тревожить меня, хоть моё сердце и не слабое. Одно утешение — ты едешь с Романом, на него можно положиться. А нельзя подождать, пока вернётся Жан-Поль? Тогда я бы сам с вами поехал. Как я проживу это время без тебя, дорогая?
Мне и самой расставаться с ним — нож острый, да куда денешься? И я волновалась, ведь ехала в неизвестность, совсем не представляя, что может меня ожидать в современных Секерках. И наверняка лучше в неизвестность ехать без будущего мужа. Вот бы удивился, если бы я не узнала собственный дом или не знала, как до него доехать. А такое вполне возможно, ведь столько лет прошло со дня моего отъезда оттуда, наверняка многое там изменилось.
Роман настаивал, чтобы я продолжала водить «пежо», чтобы совсем привыкнуть к машине. Одновременно устроил мне экзамен по дорожным знакам. К счастью, на память я никогда не жаловалась и не только хорошо запомнила все обозначения, проштудировав соответствующую литературу, но и сумела понять смысл каждого знака.
Полетели предотъездные дни. Моя дорогая престарелая гостья пани Ленская не доставляла мне никаких хлопот, не требуя особого внимания и не навязывая своё общество. Армана я видела изредка и по большей части издалека. Зато меня всегда окружали Гастон, Эва и Шарль, заботясь о моей безопасности. Иногда к нам присоединялся Филип Вийон.
И это именно он спас мне жизнь.
* * *
Я вернулась из последней нашей с Романом учебной поездки, а он — я говорю о Филипе, — искупавшись в море и накинув пляжный халат, в таком виде явился ко мне, благо из моря вылез напротив моего дома. Поспел как раз к завтраку.
Пани Ленская ещё, наверное, спала, во всяком случае, пока к завтраку не спустилась, так что за столом мы были вдвоём с Филипом. Я сильно подозреваю, что Филип удостоил мой дом посещением не из-за моей особы, а из-за тётушки. Эти двое очень симпатизировали друг другу. Он явно ценил ум и наблюдательность своей пациентки, она же утверждала, что на её здоровье благотворно сказывается само его присутствие. А появление доктора в халате нисколько её бы не шокировало, таковы курортные нравы.
Я с аппетитом съела рогалик с маслом и сыром, а поскольку после этих утренних тренировок у меня всегда не на шутку разыгрывался аппетит, намазала большой поджаренный кусок хлеба паштетом из рыбной печени, который очень любила.
Глядя на меня, Филип тоже намазал паштетом кусок хлеба и даже откусил немного, но сразу выплюнул в бумажную салфетку откушенное, одновременно другой рукой выбив у меня из рук мой бутерброд, который я уже подносила ко рту. Бутерброд шлёпнулся на пол, естественно, паштетом вниз.
— Ты что? — уставилась я на него.
— Паштет нельзя есть, — взволнованно пояснил Филип. — Когда открыта упаковка?
— Да только что! — удивилась я. — При тебе же отодрала наклейку.
— В самом деле? Не обратил внимания. Где она?
Я пальцем показала на валяющуюся на скатерти пёструю наклейку маленькой пластиковой упаковки паштета. Осторожно взяв её в руки, доктор внимательно изучил внутреннюю сторону крышечки, затем осмотрел вскрытую упаковку, обнюхал паштет. Соскребя ножом с крышечки капельку паштета, даже взял его в рот, но не глотал, а опять деликатно выплюнул в салфетку.
— Когда это куплено?
— Не знаю. Покупала Флорентина. Наверное, вчера.
— И где лежал паштет?
— В кухне. Конечно — в холодильнике.
Покачав головой, Филип ещё раз понюхал паштет.
— Возьму на анализ. Хотя уверен — паштет содержит отраву. Скажем, колбасный яд. Паштет мог испортиться и сам по себе по причине неправильного хранения, но я мало верю в это, в Трувиле лавочники за такими продуктами внимательно следят, хранят в холодильниках и соблюдают все правила хранения. А колбасный яд можно впрыснуть запросто и в запечатанную упаковку.
— Ты сказал — колбасный яд?
— К примеру, это одна из возможностей. Кто обычно питается паштетом в этом доме?
— Я питаюсь, — впала я ему в тон, — Роман не любит, а Флорентина не потребляет его из-за печени, она вообще старается избегать жирных продуктов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127