Ведь сокровенная цель моей жизни достигнута!..Цель целью и книга книгой, а в «Блоке» тяжким жёрновом на шее висели не только Гурце, но и люблинская онкологическая больница. Расширение. Здание нуждалось в перестройке, позарез нужны были новое крыло и вспомогательные службы, между прочим прачечная. Начали проект Баська и Анджей, уехали, и проект остался неприкаянным. Согласилась я на эту работу по трём причинам. С Гурцами то и дело случались идиотские простои, а потому мне недоставало сверхурочных, а в дополнительной работе я нуждалась. Сверхурочных не хватало и Алиции, мастерская решила, что работать над проектом мы с ней станем вместе. А самая главная причина появилась уже позже, после моей поездки в Люблин: осмотрела я здание, и у меня потемнело в глазах.Об экстерьере не говорю — внешний вид здания запросто мог вогнать человека в тяжёлую болезнь, а что делалось в самом доме — не передать. Люди с раком кожи лежали в коридорах, врачи в отчаянии жаловались на отсутствие мест, умоляли ускорить проект. У меня не хватило совести отказаться.Алиция подняла жуткий скандал: решение приняли без неё, я могу и не приставать, она к больнице не притронется. Легко протестовать — она не ездила туда и не видела жутких сцен медицинского характера. Осталась я с больницей одна, в довершение бед чёртова Ханя уехала в Дамаск, так что для последнего этажа мне и технологию пришлось делать самой. В подробностях насчёт разных пиковых ситуаций читай «Бесконечную шайку». Так сложилось, что с Гурцами — по-видимому, поджимали сроки — три недели пришлось вообще не спать. Моя мать в этот период вела себя несколько странно: когда я приходила за детьми, она встречала меня с удручённым выражением лица и мягко сообщала:— Ты знаешь, ведь алкоголизм лечат…Я целиком и полностью соглашалась — конечно, лечат, но тему не поддерживала — не до того.На следующий день мать снова заводила своё.— Знаешь, алкоголизм надо все-таки лечить…Ясно, надо, разве я против. Соглашалась с ней, забирала детей и уезжала домой. Вскорости мать из-за нервотрёпки заболела печенью.Только через несколько лет я узнала, в чем было дело. Ежи являлся к бабушке и небрежно бросал:— Мать снова явилась утром вдрызг пьяная…По утрам я действительно возвращалась домой много раз, из мастерской меня изгоняла уборщица. Я мчалась к себе, принимала душ и снова отправлялась на работу. Иногда удавалось часок подремать. Алкоголь я тогда вообще не признавала, мне и в голову не приходило, что пребываю постоянно под хмельком, а мамуля уверовала в эту версию свято: ничего иного и не делаю, только изо дня в день валяюсь по всем канавам от центра до Мокотова.— Боже мой, зачем ты выдумал эти бредни? — осведомилась я с ужасом у Ежи.— А чего они мне сдуру верили! — ответил он с претензией.Последствия трех бешеных недель превзошли все ожидания: достукалась до предынфарктного состояния, лишь по счастливому стечению обстоятельств успела сдать законченную часть проекта и получила передышку. Ночью начались сильные межрёберные боли, я не могла дышать. Конечно, тут же вообразила: недостаток воздуха вызовет кислородное голодание мозга, потеряю сознание и утром насмерть перепугаю детей. Вызвала «скорую». Врач дал болеутоляющее, велел, если к утру боль не пройдёт, пойти в поликлинику. Боль не прошла, я тупо побрела в поликлинику. Прописали бутапирасол три раза в день.Бог спас — третьей таблетки не успела принять. Бутапирасол резко понижает давление, а у меня и так было низкое. В пять вечера мамуля держала телефонную трубку у моего уха — сама я не имела сил на такой подвиг.— Ядя… совсем… я… сдохла… может… ты…— Что сожрала? — резко прервала золовка Ядвига.— Бута… пирасол…— Сколько?— Две…— Ни в коем случае не глотай третью! Сейчас приеду!Приехала, вытащила меня вз переделки, но неделю я проспали всю полностью. Матери так и не удалось уговорить меня что-нибудь съесть — засыпала, не проглотив и куска. Через неделю встала: не человек, а жаворонок, подснежник и целое стадо юных поросяток во время дождя. Мир принадлежал мне, а жизнь вприпрыжку бежала с горки.Результаты этой эйфории были весьма существенны и долгосрочны.Прежде чем продолжить рассказ, ещё раз напомню и больше уже не стану повторять: никогда не была я умная, интеллигентная, усердная и пленительная. Как раз наоборот. Ну, пожалуй, трудолюбивая — да, но и фанаберий хватало. А в остальном упрямо демонстрировала уникальную глупость, совершала тысячу бестактностей и на полную катушку раздражала окружающих. Единственное, пожалуй, оправдание моё заключалось в том, что стала этаким развлекательным элементом; про всевозможные идиотизмы, кретинизмы и прочее не скажу, потому как за прошедшие годы удалось радикально выпихнуть все это из памяти. Квинтэссенция моей глупости забавно обозначилась в одном разговоре со Збышеком Гибулой, тогда уже нашим главным инженером.Збышек был эталоном всех добродетелей. Благородный, рыцарь, трудолюбивый, блестящий профессионал, за мастерскую переживал до умопомрачения, безумно серьёзно исполнял все долги и обязанности. Доводила я его до отчаяния глупыми шуточками; на работе, правда, пахала как ломовая кляча, но мне ничего не стоило, например, ляпнуть: «Пан Збышек, да не переживайте вы так, все равно помрём…» — на что Збышек лишь молча смотрел на меня с укоризною. Я очень его любила, да и он хорошо ко мне относился, но, пожалуй, лишь в немногие нерабочие минуты.На каком-то очередном обсуждении проекта я доверительно и с любопытством спросила его:— Пан Збышек, признайтесь, вы, наверно, частенько про меня думали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110