Возможно, у него отнялась речь. Он замер,
всматриваясь в меня, как в икону, на лице его застыла маска восторженного
недоверия. Я подумала, что он навсегда останется стоять памятником у Евы
во дворе и будет мешать прохожим. Надо ему помочь:
- В том, что я внучка своего деда, нет ничего удивительного -
осуждающе заметила я, - теперь можете расслабиться. Да издайте же хоть
звук!
Парень издал звук. Таких последствий своего невинного предложения я
не ожидала! Над довоенным двором разнесся могучий звериный рев, молодой
человек сошел с ума - он хлопнул в ладоши, притопнул, исполнил что-то
среднее между чардашем и канканом, дополняя все элементами разбойничьих
плясок. Гремящий протяжный рев перерос в радостные выкрики, что привело к
появлению в окнах многочисленных зрителей. Наконец, запыхавшись, он
немного овладел собой. Он позволил увлечь себя к дверям, на этом, из-за
соседей, очень настаивала Ева. Горячо, беспорядочно и совсем непонятно он
объяснил мне, что мечтает о потомках моей бабки - Полины Влукневской. Они
снятся ему по ночам, он должен с ними увидеться, должен, и все тут! Во
всем мире для него это единственные люди, достойные внимания!
Длилось все это довольно долго, до тех пор, пока мы не достигли
какого-то взаимопонимания. С большим трудом я добилась от этого психа его
персональных данных. Звали его - Михал Ольшевский, он был смотрителем
музея в Ливе. В Ливе!.. Почти у нас под носом. Я пыталась выведать еще
что-нибудь, но псих не хотел разговаривать. Он издавал только радостный
восклицания, свидетельствовавшие о том, что дело поразительно важное.
Принимая во внимание количество трупов, я легко этому поверила.
Не стоит и говорить, что эту добычу я из рук не выпустила.
- Никаких ожиданий до завтра, - твердо сказала я. - Насколько я
разбираюсь в жизни, как пить дать, до завтра вас кто-нибудь грохнет, и вся
эта бодяга начнется заново... Едем со мной и никаких возражений!
Ева одобрительно закивала, а Михал Ольшевский засиял еще больше, хотя
это и казалось невозможным. Он искренне признался, что испытывал некоторые
опасения и собирался следовать за нами на такси. Полное совпадение желаний
позволило нам приступить к действиям.
Из Миланувки Тадеушу пришлось возвращаться в многочисленной компании.
Как оказалось, вспышки у него не было. Две недели назад он одолжил ее
человеку, который теперь всячески избегает встреч с ним, откуда можно
сделать вывод, что вспышка отправилась ко всем чертям. Наверное, он ее
разбил. Слегка обеспокоившись, я потребовала от Тадеуша приложить побольше
энергии и уведомить меня, когда он получит прибор. Вместе с Евой они могут
привезти ее прямо в Волю, где, благодаря происходящим событиям, жизнь
протекает достаточно интересно.
- Я сейчас поеду туда с этим человеком, - на всякий случай добавила
я. - Если по дороге меня убьет неизвестный, вы знаете, что сказать
следствию.
Михал Ольшевский сидел тихо и в наши разговоры не вмешивался.
Выглядел он так, будто изнутри его распирала неизвестная субстанция,
выделяющая свет. Его присутствие заставило меня отказаться от поисков
вспышки по другим знакомым и махнуть рукой на ловушку, которую должен был
заменить живой источник информации. От дома Тадеуша я направилась прямиком
в Волю.
- Какого черта вы шлялись по двору Хмельной, сто двадцать два, если
знали, что Влукневские жили на Хмельной, сто шесть? - спросила я,
выбравшись на люблинскую трассу. - Хоть это вы скажете?
- Я шлялся по всем дворам, - с выражением безграничного счастья
ответил Михал Ольшевский. - Того, что я пережил, словами не опишешь.
- Нас было трудно найти?
- Трудно!.. Ха-ха! Вообще невозможно! Вы извините, но про это я могу
рассказать сразу!
С большим интересом я выслушала описание тернистого пути к потомкам
моих бабки и деда. От Влукневских из села Михал Ольшевский узнал, что
Франтишек и Полина имели трех дочерей, которые скорее всего вышли замуж и
сменили фамилии. Новых фамилий он, естественно, не узнал. В адресном столе
ему не помогли. Влукневские были, он получил много адресов и потратил
массу времени на то, чтобы понять, что это совсем не те люди, которых он
ищет. Они были разбросаны по всей Польше, некоторые не отвечали на письма,
поэтому он наездился досыта. Еще больше времени он потратил в Тарчине, где
Влукневские жили во время войны, там он даже нашел семью, которая их
когда-то знала, но его преследовали неудачи: единственный член этой семьи,
хорошо помнивший Франтишека Влукневского, как раз недавно умер, остальные
ничего не знали и понятия не имели о фамилиях повыходивших замуж дочерей.
Что еще хуже, он выяснил, что этих Влукневских искал кто-то другой,
немного раньше, и этот другой успел переговорить с покойным членом семьи
еще при жизни. Он страшно переволновался и начал исследовать кладбища. В
Повонзках, обойдя могилу за могилой, прочитав надпись за надписью, он
понял, что обеспечит себе работу на ближайшие десять лет, поэтому перешел
к администрации кладбищ. Ни в одной конторе во всем воеводстве он не нашел
имени Влукневских. Обидно.
- Вы правильно не нашли, потому что Влукневские лежат в склепе, а
склеп записан на имя моей мамуси. И вообще, откуда вы взяли Повонзки?
Начинать надо было с Брудна!
- Семья старая, я и начал с самого старого кладбища...
Потерпев поражение на кладбищах, Михал сменил направление
деятельности и нашел село Голодоморицы, где также надеялся добыть
кое-какую информацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80