— Остался ещё этот тощий, кому вы отдали мою сумку. Зачем вы отдали? Кто этот человек? — А он разве не от вас? Не вы его прислали?— Да я его вовсе не знаю! Дежурный огорчился и встревожился.— Холера! До сих пор меня никто, кроме вас, о вашей сумке не расспрашивал, это первый, который о ней знал. И вообще знал обо всем. Пришёл, сказал, что от вас, рассказал, как вы оставили у меня сумку, как приходили ко мне за ней, как сбежали, потому что менты здесь засаду устроили, ну, в общем, все знал, И что будто вы его прислали за сумкой, а сами потом придёте и мне все объясните, вот вы и пришли. Все знал! Оставил мне пятьдесят злотых за труды, а я, дурак, и уши развесил! Откровенно говоря, очень уж мне хотелось избавиться от сумки! Я обрадовался, что вот наконец её от меня забирают.— А не сказал, кто он такой? Может, тоже из полиции?— Нет, не сказал, но не из полиции, точно. И не из бандитов, уж у меня глаз намётан. Как увидел эту зеленую пакость, так и расцвёл весь, я и поверил, что сумка ему знакомая, Как было не поверить, когда его прислали вы?Не знаю почему вспомнился мне вдруг свёрток, завёрнутый в брезент, который принесли якобы сдавать в камеру хранения два мафиози. Не может быть, чтобы между всем этим не было никакой связи. Может, следили за мной, когда я с торбой Миколая вышла из его дома, видели, как я отправилась на вокзал, помню, ехать быстро я тогда не могла, пробки на улицах. Времени у них было более чем достаточно, чтобы приготовить сдаваемые в камеру хранения вещи. Вот только запаковывать их в знакомый мне брезент… Да, это было с их стороны непростительной ошибкой. Хотя откуда им знать о гвоздике и лошадиной подкове? Могли и не знать. И вот теперь спокойно, без шума, дождавшись подходящего момента, спёрли-таки проклятую сумку у меня из-под носа. Эх, зачем я медлила, зачем не пришла за ней вчера?!— Послушайте, — сказала я, догадавшись наконец о новом повороте дела. — Выходит, те менты, что в вашем доме устроили засаду, охотились не за мной? Зачем тогда выскакивали и меня преследовали?— Ясное дело, не за пани. Несколько раз меня допрашивали, и все о тех бандюгах, вы тут с боку припёка. И когда вы пришли, думали, это кто-то от них. Спрашивали, правда, не вы ли пани, что сумку у бандюг спёрла, а я отвечал — нет, совсем не похожа. Они ещё между собой говорили — надо бы устроить здесь засаду, может, вы появитесь, никак вас найти не могут. Им и в голову не приходило, что вы можете появиться в моем доме, ведь о вашей сумке они ничего не знали. Так с какой стати вам приходить ко мне домой?Да что же это такое, сколько всего накручивается, а я только и знаю, делаю глупости одну за другой! Кем мог быть этот тощий? Логично предположить, что из шайки фальшивомонетчиков. Те наверняка пронюхали, что Миколай слишком много о них знает, вот и решили избавиться от него, прикончили, обыскали квартиру и догадались, что именно я унесла в сумке…Железнодорожник неожиданно прервал ход моих рассуждений:— Сдаётся мне, этот тощий — фотограф, — неожиданно сказал он.— Почему вам так кажется— -вздрогнула я.— Так у него на шее висел фотоаппарат, а ведь он не турист, только туристы ходят с фотоаппаратами на шее, в основном американцы или какие японцы. И при аппарате висел такой… как его…— Фотоэкспонометр?— Наверное, он. А когда тощий полез в карман за сигаретами, сначала достал новую запечатанную плёнку, она ему мешала. Может, конечно, все это не имеет значения, никакой он не фотограф, но сдаётся мне, все-таки фотограф. Это я только пани говорю, полиции, если опять придёт, ничего, конечно, не скажу, как и о сумке вашей не сказал. Боюсь я, не хочу, чтобы меня бандиты прикончили, так что предпочитаю язык держать за зубами, вот только вам и сказал. И о вас никому…Человек был явно в раздёрганных чувствах, и ничего удивительного, опасность над ним нависла реальная. Я с сочувствием взглянула на своего ангела-хранителя и попыталась его хоть немного успокоить:— Обо мне можете говорить все, что хотите. Особенно полицейским. Они все равно меня разыскивают, я им и так разрешу себя поймать, вот только ещё кое-что осталось сделать… а потом поддамся. На русскую мафию мне начхать, её я не знаю и знать не желаю. Эти наркоманы думают, что мне что-то известно, и уж скорей меня станут убивать, а не вас, хотя я тоже совершенно случайно столкнулась с их бизнесом. Глупейшее стечение обстоятельств… И поверьте, мне бы тоже хотелось выпутаться из этого без ущерба для здоровья.Хозяин дома вроде немного успокоился и даже похвалил себя:— Я же говорил-у меня глаз намётанный, я сразу понял, вы не из их мафии. Хотя, кто там знает, человек может быть таким приличным с виду… Вот я и выложил вам все, как на духу, вдруг вы от них, а мне жизнь не надоела. А коли гак, слава Богу. Значит, я ничего не знаю, ничего не видел. О вас имею право рассказать полиции. Может, и о фотографе рассказать? Если речь зайдёт…— Можете рассказать, мне без разницы. Часы на стене пробили один раз. Пора. Сумею ещё сегодня побывать и в Поеднане, вот только надо опять изменить внешность.До тёткиной квартиры я добралась без происшествий. Итак, изменить внешность. Пожалуй, негритянка подойдёт, этот имидж я ещё не полностью использовала. Негров у нас не так уж много, буду бросаться в глаза, ну и что? Во всяком случае, с первого взгляда никто меня не узнает. Заправлюсь в Янках, там к заграничным гостям привыкли, трасса международная. А я, допустим, туристка из Судана. Еду польским «полонезом»? А что, вышел указ, запрещающий иностранцам ездить на польских машинах? Имею право и на нашей малолитражке ехать! Говорить буду по-английски, а по-польски — ломаным языком и только в исключительных случаях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91