— И были ли это те же самые, что и тот раз?— Какой раз? — удивился хранитель багажа.— Они что, память вам отшибли? Не помните, как дней шесть назад тоже двое неизвестных ввязались с вами в драку? Вот у меня тут записано…— Тогда не я дежурил, — прервал его пострадавший. — Сменщик мой и в самом деле о чем-то таком рассказывал. Но он сейчас на больничном, с переломом ноги.— И давно?— Да четвёртый день. Какой-то тяжёлый чемодан уронил на ногу, и перелом готов! Под самый конец смены? так не повезло бедняге!Поручику невольно подумалось, нет ли смысла установить наблюдательный пост при этом невезучем прилавке в камере хранения Центрального вокзала. Надо будет намекнуть капитану.— В таком случае просто опишите тех, кто напал на вас. Всех троих.— Третьего не смогу, он перелез через прилавок, когда я уже был занят с теми двумя. Оба молодые, не больше тридцати. Опознать-то я их, пожалуй, смог бы, особенно того, что с ножом к моему уху подбирался, а вот описать… Ну, волосы у них были, не лысые… И у одного глаза… такие какие-то…— Косые?— Зачем косые, нормальные глаза, но вот какие-то… или что рядом с глазами, какое-то такое…— Лоб? Нос? Брови?— Точно, брови! Я ж говорю — рядом с глазами. Какие-то они такие… трудно мне описать, я же не присматривался, но вот мелькнуло что-то в них странное… Вроде искусственные.Память у подпоручика Вербеля была отличная, и ему сразу припомнилось упоминание бледнолицей жертвы индейцев о смешных бровях того человека, который забросил на их участок резиновые перчатки, а потом подбежал к машине и сел в неё.Вечером подпоручик докладывал начальству:— Из всего этого следует вывод, что все дело в сумке, с которой сбежала Хмелевская. Один и тот же человек был у Торовского в момент убийства и участвовал в нападении на дежурного камеры хранения, а искали они сумку. Хмелевская сбежала с сумкой! Все совпадает, и я бы их арестовал.Услышав такое, подпоручик Яжембский в страшном волнении выскочил из-за стола Вербеля, где слушал отчёт последнего, споткнулся о стул, не устоял на ногах и рухнул на колени посередине комнаты. Видимо, эта позиция вполне соответствовала бушевавшим в нем чувствам, ибо он крикнул, не пытаясь её сменить:—Умоляю! Ради всего святого! Только не арест! Запрутся и ничего из них не вытянешь! Негласное наблюдение! Ведь я уже три года пытаюсь распутать это дело, и вот какой-то проблеск! У них что-то там есть в Константине. Надо понаблюдать!— Согласен, но у нас нет людей, — ответил капитан. — Сдунчику сейчас придётся походить за Ковальским и Глосеком. И за этим твоим Домиником. Да и за Хмелевской тоже…— Да я сам берусь! — вскочил на ноги подпоручик Яжембский. — Не буду ни спать, ни есть, вот только бы хоть одна из Хмелевских вернулась…В этот момент, как по заказу, зазвонил телефон. Пограничная служба извещала капитана Фрельковича, что полчаса назад границу Польши пересекла возвращающаяся на родину Иоанна Хмелевская. Возвращается она на поезде Франктфурт-на-Одере — Варшава.— Номер паспорта и дата рождения! — потребовал капитан.Получив и записав требуемые данные, он обратился к подчинённым:— Невестка. Если, конечно, они опять не поменялись. Проверьте кто-нибудь, не опаздывает ли поезд. Получай свою Хмелевскую, сынок (это Яжембскому).Тот метнулся к дверям, спохватился, возвратился к телефону, но не успел снять трубку, как он опять зазвонил. Требовали капитана.— И свекровь тоже, — сообщил капитан, выслушав вторую информацию, — Только что приземлилась в аэропорту Окенче. Интересно, они сговорились? По слухам, Сдунчик способен раздваиваться, так что тебе не мешало бы взять у него несколько уроков, сынок…Поскольку я по опыту знала, что багаж придётся ждать долго, решила пока получить деньги. Аэропорт Каструп мне хорошо знаком, окошечко Датского банка я отыскала без проблем, получила деньги и к транспортёру подоспела в тот момент, когда как раз подъехали мои чемоданы. Вернее, не мои, а моей свекрови. Наверняка в них не было ничего такого, за что следовало бы брать пошлину. Гравюры Кайтуся не такие уж бесценные произведения искусства, плевать датским таможенникам на них. С чемоданами в руках я прошла через выход, где пошлину не взимали.Там уже ждал Кайтек. Ждал не меня, а мою свекровь, но чемоданы опознал. Ещё бы не опознать, ведь это были чемоданы его матери, которые уже не раз курсировали на трассе Варшава — Копенгаген. Не очень удивившись, он вынул их у меня из рук и лишь спросил:— А ты откуда здесь появилась? Вместе с мамой прилетела?— Нет, я прилетела вместо неё, — успела я ответить, но тут на Кайтека налетел какой-то тип. Он попытался вырвать у него из рук чемоданы, как-то невнятно упоминая такси, «взять такси».— Нет, спасибо, я возьму автобус, — вежливо ответил Кайтек, полагая, что говорит по-датски.Тип не успокоился, настаивая на такси. Ему на помощь пришёл другой. Притихшее было за два часа полёта чувство опасности в моей душе вспыхнуло вновь, хотя я никак не могла увязать гравюр Кайтека с махинациями Миколая. И тем не менее тревога с новой силой овладела мной.— А где же мамуля? — спрашивал Кайтек, отмахиваясь от двух навязчивых таксистов.— Да отстаньте, не еду я в такси!Поскольку я все-таки немного больше Кайтуся разбиралась в датском, мне удалось понять из невнятных выкриков таксистов, что такси заказано для этого господина и они помогут ему донести чемоданы до машины, Минутку, как это будет по-датски: «Ошибка, мы такси не заказывали, извините, и пошли ко всем чертям!» Я так и не успела сложить фразу на прекрасном датском языке, таксисты перестали убеждать и принялись с силой вырывать чемоданы у совершенно растерявшегося Кайтуся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91