Спасибо, хоть не спросил, откуда, мол, вы знаете. Он, этот отец, все-таки умный чкеловек, а умному человеку все нужно разжевывать, потому что он и понять способен.
- Понимаете, девственница, оказывается, тоже может, - разъясняла она.
- Понимаю, - отец Захарий улыбнулся.
- Да нет, не в том смысле, в смысле чисто физиологическом, так бывает, но у меня-то ни с кем ничего не было... существенного, - покраснев, добавила Мария.
Боже, что я говорю, думала Мария, что я здесь делаю, зачем я все это говорю ему, может быть, действительно все дело в моей прошлой вине, или нет, просто я не понимаю, что происходит, и мне страшно. Мне надо бы обратиться к психиатру, а не к святому человеку. Но он-то каков. Заговорил по-светски во храме, и сразу все вспомнилось мне, и стал как будто прежним студентом, ведь он, кажется, отличником был, а вот как кончил, впрочем, приход в столице - это тоже, наверное, не так просто, и я этому как бы способствовала. Пусть теперь и он мне поможет. Вот он, кажется, что-то для меня придумал, и мне будет чем успокоиться или, наоборот, от чего сойти с ума.
- Если рассуждать логически, то следует признать или вспомнить нечто материальное из вашей жизни перед тем самым днем первого послания. И скорее всего, это должно быть связано с вашей работой, с людьми, знающими ваши проблемы. Может быть, какое-нибудь событие, или просто застолье, или именины? Человек иногда забывается.
Он остановился в ожидании ответной реакции. Справа едва теплился красный огонек лампадки. В тусклом крашеном свете чернела икона с неразличимым святым ликом. За спиной отца Захария тоже все было черным-черно, и золоченые деревянные узоры алтаря тоже казались черными.
Мария теперь все это заметила, и очень рассердилась на отца Захария, и спросила прямо:
- Вы думаете, я была как-то не в себе?
Он, извиняясь, пожал плечами, мол, а что же остается.
- Да, у нас была вечеринка, и я даже выпила немного... - она замерла, удивленная новой идеей. - Мы были ночью под Иерусалимом...
Отец Захарий отшатнулся и, крестясь, прошептал:
- Зачем же вы так.
А Мария рассердилась еще больше:
- Отчего храмы ваши снаружи белы, а внутри черны?
- Откуда это? -оторопел отец Захарий.
- Из сна, - разъяснила Мария и, не поцеловав руку, вышла вон.
* * *
Ну, и что такого произошло в ту ночь? Обычная дачная вечеринка, день рождения любимого всеми коллеги, шумная компания, глупые, напыщенно-оптимистические тосты. Она помнит - ей было грустно, она, правда, улыбалась, даже с кем то пикировалась, а сама все время думала о Верзяеве, о том, как долго он не звонит, и еще мелькнуло, что, может быть, он больше не позвонит никогда, а она первая тоже не будет, и тогда она выпила с горя. И вокруг ничего не замечала, только осень и догорающее кленовыми кострами подмосковье, и кажется, с кем-то пошла гулять к берегу, к реке. И стояла у обрыва, и бродила вдоль крепостной стены Нового Иерусалима, и заглядывала в бойницы на необычный конусообразный купол храма, и снова глядела в реку, и шутя называла реку рекой Иордан. А потом в Гефсиманском саду стало холодно и они вернулись и, кажется, еще выпили, и дальше была долгая ночь, а под утро Марсаков привез ее домой, и пытался обнять в подъезде.
Откуда же здесь могут взяться дети? Она потрогала свой живот, будто пытаясь проверить диагноз, но, конечно, было еще ох как рано. Но если следовать холодному материалистическому взгляду отца Захария, то та Иерусалимская ночь и есть всему причина. Да, она точно не помнит какой-то кусок, и даже более того, не помнит точно, с кем она тогда была. С Марсаковым? Наверняка с ним, ведь он красавец, почти такой же, как и Виктор, как принц из ее детских мечтаний, коему она всю жизнь несла свою нелепую девственность. Ах, как это было дико и глупо, хранить себя ради бог знает кого, ведь Змей ее все одно женой не взял бы, а следовательно, выскочить ей придется за бог знает кого. Бог Знает Кого, повторила еще раз Мария. Может быть, окажется ее муж просто добропорядочным человеком, но зачем, спрашивается, допропорядочному человеку ее девственность? Девственность нужна негодяю.
Ох, как она разозлилась на отца Захария. Да нет, не за то даже, что он мог о ней предположить, а просто ей стало обидно. Нет, конечно, она понимала, что должно было быть нормальное материалистическое объяснение происходящему, но, все-таки, девственность свою ставила выше материализма и совершенно не задумывалась о вытекающих из нее последствиях.
Как же она может все это проверить теперь? Прийти на работу, собрать всех в кучку, как в былые партийные годы, и поставить на повестку дня один свой частный вопрос: что сотворили с ней на той новоиерусалимской вечеринке? Представляю эти рожи. Она теперь стала подробнее вспоминать своих коллег и вдруг действительно обнаружила какие-то изменения по ее адресу. И Марсаков, - она теперь вспомнила странные долгие взгляды и какие-то ухмылки и перешептывания за спиной. Да,да, определенно, что-то было в этом роде. Правда, бывало и раньше, но раньше она относила все на счет ее прошлых заслуг. Она знала, что некоторые посмеивались над ее партийным прошлым, и особенно те из них, что сами часто лебезили и, как теперь она поняла, в партию вступали, в отличие от нее самой, ради одной лишь карьеры, и называли за глаза ее старой девой и верной вдовой президента. Последнее прозвище приклеилось к ней со школьной скамьи, когда случились известные события в Чили.
Шла осень восьмого класса. Маша, прилежная ученица, забросила учебу и заболела, но не телом, а существом. Ее изболевшаяся душа, то и дело покидала девственное, нетронутое тело и уносилась за океан, в далекую Южную Америку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23