Я и сам вижу, что нет. Все же снял туфли и прошел вслед за хозяйкой на
кухню.

Несмотря на отвратительный чай (второй или третьей доливки) и холод,
поднимавшийся от бетонного пола, крытого драным в нескольких местах
линолеумом, я продолжал пребывать в приподнятом расположении духа, почти
нахально разглядывая клетчатую мальчишечью рубашку, тщательно застегнутую
на две сохранившиеся пуговицы.

Она продолжала кружить вокруг все той же кошки, отчаянно поддерживая слабо
тлеющий разговор, а я, позабыв все правила приличия, игнорируя даже вопросы
и намеки, полностью переключился на выбор места встречи. Нет, тут не было
холодного расчета. Может быть, внешне это так и выглядело, но внутри...
Меня буквально лихорадило. Теперь я удивляюсь - отчего? Почему я
сомневался? Ведь все так просто: мы здесь одни, она сама этого пожелала, и
теперь вот, кажется, смущается, вот, уж не зная, что сказать (а я не
собираюсь ей помочь), она снова повторяет сказанное ранее, она тоже
волнуется, нервничает, ей хочется узнать, для чего я все это затеял, да, ее
бьет озноб, мы оба больны, мы температурим.

Я протянул руку и подставил в ожидании ладонь. Она замерла на полуслове,
недоуменно посмотрела мне в глаза, потом на ладонь. Время стало вязким как
холодец и единственное, что не вибрировало, стойко сопротивляясь его
течению, так это моя ладонь. Главное не сорваться, не дрогнуть, когда все
поставлено на карту. Она продолжала смотреть на мою беззащитную длань,
будто ожидая хоть малейшей перемены, но я крепился, не отступая ни вправо
ни влево. То, что произошло потом, было совершенно неожиданным. Загадочно
улыбнувшись, она, как в той детской игре, шлепнула меня по ладони, тут же
отдернув руку, и, подождав несколько мгновений, уже со второй попытки
плавно опустила ее обратно. Я пошевелил безымянным пальцем и ощутил, как ее
лодочка поудобнее устраивается у причала. Свершилось - меня распирало от
восторга.

- У тебя нет лишней иголки? - на радостях спросил я.

- Иголки?! - удивилась она, не понимая, причем здесь иголка.

- Да, обычной швейной иглы... свою забыл дома, - виновато промямлил я, на
ходу осознавая несвоевременность своей выходки. Она убрала назад руку, и
нужно было как-то выкручиваться. - У меня... отпоролась пуговица, там (я
махнул куда-то в сторону прихожей) на куртке.

Она решительно встала, вышла и тут же вернулась с катушкой ниток и иголкой
и положила все это передо мной.

- Зашивайте, только поскорее. Мне нужно уходить.

Конечно, с ее точки зрения трудно выдумать более идиотскую линию поведения,
подумал я, тупо разглядывая швейные принадлежности.

- Не обижайся, - спохватился я ( она бросила презрительный взгляд ). - Ты
знаешь, как трудно ловить то, что плавает в воздухе. Ты никогда не пыталась
поймать спору одуванчика или... или тополиную пушинку? - я говорил в
пространство, где передо мной все плыло и качалось. - Когда пытаешься
поймать ее резким движением, то ничего не получается - она увертывается,
гонимая ветром, рожденным движением руки. Желание обладать и контролировать
разрушает реальность. Она ускользает из слишком нетерпеливых рук. Прости, я
выражаюсь туманно... - Я замолк, ожидая реакции на остроумную аналогию с
тополиным пухом, но она, казалось, ничего не поняла.

- Мне тяжело с вами, - пожаловалась она, - мне все кажется, будто вы следите
за каждым моим движением, словом, я как будто под следствием, под
микроскопом, под рентгеном, не звоните больше мне. - Она демонстративно
посмотрела на часы и уже спокойно и холодно добавила: - вы же не любите
навязываться.

- Да, но, может быть, я еще побуду напоследок?

- Мне нужно уходить.

- Мы можем пойти вместе, - я был полностью растоптан и слабовольно клянчил.

Она наотрез отказалась, и мне пришлось доказывать собственную
ненавязчивость.

Мир вывернулся наизнанку. Ее маленькая квартира казалась бесконечной
разнообразной Вселенной, а внешнее пространство тюрьмой, камерой, клетью,
карцером одиночки. Нечего и гадать, кто был узником. Я не ушел далеко, да и
куда идти, если везде одно - стены и решетки. Ей нужно было уходить - какая
ложь! Вот уже второй час я топтался под прикрытием голых веток, а из
подъезда вообще никто не выходил. Заходили, было, а выходить - никто не
выходил. Кстати, заходил какой-то молодой человек приятной наружности. Этот
ночной гость (а было уже темно), наверняка не желая того, постепенно
овладел моим сознанием.

Обогнув дом, я стал искать заветное окно и делал это с таким усердием, что,
кажется, начал бормотать вслух и даже испугал случайного прохожего,
шарахнувшегося в сторону на проезжее место. Единожды отыскав зашторенный
прямоугольник, вновь проверил ответ, и когда тот совпал трижды, впился
испытующим взглядом в едва подсвеченный экран.

Антракт в театре теней. Никого. Окно в спальню чернее ночи. Спит-отдыхает,
а свет на кухне забыла выключить. А может быть, не спит, может быть, пока я
бегал вокруг дома, она вышла, проскользнула, и сейчас кружит в неизвестном
месте? Черт меня дернул с этой иглой. Ведь можно было ожидать такой
реакции. Да, ведь точно так я и знал, чем может кончиться моя игра, и
наверное специально спросил иголку, чтобы так и кончилось, и следовательно,
не она, а я собственноручно все разрушил. Что же теперь делать, чем жить,
ради какого интереса можно существовать, если в стеклянном ящике не хватает
лучшего экземпляра? Так думал я, когда на светящемся полотне появились две
тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16