Вернувшись из кухни и протягивая ему стакан, произнесла почти игриво:
— Вот это тебе поможет. Обычно всем помогает. Значит, никакого прощания сегодня не будет, мелькнула у нее мысль. Может быть, через неделю. Или через месяц. Но не сегодня.
Брайан Ричардсон сделал глоток и отставил стакан.
Неожиданно, без всякого вступления, заявил:
— Милли, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. На секунды, показавшиеся часами, в гостиной воцарилась тишина. Он вновь окликнул ее, на этот раз почти шепотом:
— Милли, ты меня слышала?
— На минутку мне показалось, — проговорила Милли, — да нет, я могла бы поклясться, что ты попросил меня выйти за тебя замуж.
Она вслушивалась в свои слова, звучавшие странно плоско и гулко, голос был ее, но доносился словно бы откуда-то издалека, голова у нее кружилась…
— Не надо этим шутить, — хрипло проговорил Ричардсон. — Я совершенно серьезно.
— Брайан, дорогой, — в голосе Милли звучала неподдельная нежность, — я и не пытаюсь шутить. Правда, нисколечко.
Он подошел к ней, и поцелуй их был долгим и страстным. Потом Милли прижалась лицом к его плечу. Стойкий и сильный запах табака щекотал ноздри.
— Обними меня, — прошептала она. — Обними меня крепко-крепко.
— Может быть, все же дашь мне какой-нибудь ответ, — проговорил он, касаясь губами ее волос.
Соглашайся, требовало все ее женское естество. Да и настроение, и момент были самыми подходящими для незамедлительного согласия. Разве не этого она все время хотела? Не она ли сама признавалась несколько минут назад, что примет Брайана на любых условиях? Так вот они, такие условия, каких она и ждать не могла, — супружество, постоянство…
Все так легко. Вымолвить несколько слов согласия, и все будет кончено, никакого пути назад…
Вот эта-то окончательная бесповоротность и пугала Милли. Это уже не мечты, все стало явью. Неуверенность охватила Милли знобкой волной. Другая Милли в ней, рассудительная и осторожная, предостерегающе шепнула: “Не торопись!”
— Похоже, я не такой уж и подарок, — продолжал Брайан, его дыхание шевелило ей волосы, ладонь нежно ласкала шею. — Малость потасканный, утратил, так сказать, товарный вид… Да и развод еще надо получить, хотя с этим-то никаких проблем не будет. У нас с Элоизой по данному пункту полное взаимопонимание. — Он помолчал, потом медленно произнес:
— Я, кажется, люблю тебя, Милли. По-моему, я и вправду тебя люблю.
Она с глазами, полными слез, подняла к нему лицо и коснулась щеки Ричардсона поцелуем.
— Я знаю, Брайан, дорогой мой. Думаю, что я тоже тебя люблю. Но мне надо быть уверенной. Дай мне, пожалуйста, немного времени.
Лицо его исказилось подобием улыбки.
— Ну вот, — сказал он. — А я столько репетировал. И, кажется, все испортил.
“А может быть, я слишком долго тянул, — думал он. — Или не правильно себя повел. Или это мне возмездие за то, как все начиналось — полное равнодушие с моей стороны и только одна забота, как бы избежать глубокой привязанности к ней. Теперь как раз я сам этого хочу, но меня отложили про запас, как джокера”.
Но, во всяком случае, утешил себя Ричардсон, неопределенности пришел конец, не будет больше душевных терзаний: он понял, что Милли для него важнее всего. Сейчас без нее одна лишь пустота…
— Пожалуйста, Брайан. — Милли немного успокоилась, к ней постепенно возвращалось обычное самообладание. Очень серьезно она продолжала; — Я польщена такой честью, милый, и думаю, что отвечу тебе “да”. Но я хочу быть полностью уверенной — ради нас обоих. Пожалуйста, милый, дай мне немного времени.
Он спросил с грубой бесцеремонностью:
— И сколько же?
Они сидели рядом на диване, склонив головы друг к другу, пальцы их тесно переплелись.
— Не знаю, дорогой, честно, сама не знаю и очень надеюсь, что ты не будешь настаивать на какой-то определенной дате. Я не вынесу, если надо мной будет висеть какой-то точный срок. Но я обещаю тебе, что скажу сразу, как только сама пойму.
“Да что же это со мной творится, — подумала Милли. — Что я, боюсь жизни, что ли? Зачем колебаться, почему не решить все прямо сейчас?” Но тот же рассудительный голос вновь настойчиво предостерег: “Не спеши!”
Брайан раскрыл объятия, и Милли прильнула к его груди. Губы их встретились, он стал осыпать ее жаркими поцелуями. Милли почувствовала, как в ней пробуждается желание, сердце бешено заколотилось. Она ощутила на своем теле его ласковые руки…

Ближе к ночи Брайан Ричардсон принес в гостиную кофе. Милли осталась на кухне нарезать салями для сандвичей. Она только что заметила, что оставшаяся после завтрака грязная посуда все еще лежала в мойке. “А действительно, — мелькнула у нее мысль, — не мешало бы и домой привнести кое-что из служебного обихода”.
Ричардсон подошел к портативному телевизору Милли, стоявшему на низком столике перед одним из просторных кресел. Включив аппарат, он позвал Милли:
— Не знаю, смогу ли это вынести, но, думается, лучше нам знать — пусть даже самое худшее.
В то время, когда Милли вошла с тарелкой сандвичей, Си-би-си начала передавать программу новостей.
Как стало обычным в последнее время, первые сообщения касались ухудшения международной обстановки. В Лаосе начались мятежи, подстрекаемые Советами, и на американскую ноту протеста Кремль ответил с враждебной воинственностью. В европейских странах — сателлитах Советов отмечалась массированная концентрация войск. Москва и Пекин, подлатавшие свои взаимоотношения, обменялись новыми сердечными любезностями.
— Надвигается, — пробурчал Ричардсон. — С каждым днем все ближе и ближе.
Настала очередь дела Анри Дюваля.
Холеный диктор объявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158