- Это не годится, - сказал милиционер. - Надо, чтобы все на
своей жилплощади лежали.
- А у него нет другой жилплощади, как в коридоре, - сказал
Калугин.
- Вот именно, - сказал Коршунов.
- Вот он вечно тут и лежит, - сказала Селезнева.
- Это не годится, - сказал милиционер и ушел вместе с дворни-
ком.
Коршунов подскочил к Мышину.
- Что? - закричал он. - Как вам это по вкусу пришлось?
- Подождите,- сказал Калугин. И, подойдя к Мышину, сказал:
- Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу!
- Не встану, - сказал Мышин, продолжая лежать на полу.
- Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать, - сказа-
ла Селезнева.
- Определенно, - сказал с раздражением Калугин.
И Коршунов сказал:
- Я в этом не сомневаюсь.
Parafaitement!
1940 год.
НА СМЕРТЬ КАЗИМИРА МАЛЕВИЧА
Памяти разорвав струю,
Ты глядишь кругом, гордостью сокрушив лицо.
Имя тебе Казимир.
Ты глядишь как меркнет солнце спасения твоего.
От красоты якобы растерзаны горы земли твоей.
Нет площади поддержать фигуру твою.
Дай мне глаза твои! Растворю окно на своей башке!
Что, ты человек, гордостью сокрушил лицо?
Только мука жизнь твоя и желание твое - жирная снедь.
Не блестит солнце спасения твоего.
Гром положит к ногам шлем главы твоей.
Пе - чернильница слов твоих.
Трр -желание твое.
Агалтон - тощая память твоя.
Ей Казимир! Где подруга твоя?
И той нет, и чернильница памяти твоей ПЕ.
Восемь лет прощелкало в ушах у тебя,
Пятьдесят минут простучало в сердце твоем,
Десять раз протекла река пред тобой,
Прекратилась чернильница желания твоего Трр и Пе.
"Вот штука-то", - говоришь ты и память твоя Агалтон.
Вот стоишь ты и якобы раздвигаешь руками дым.
Меркнет гордостью сокрушенное выражение лица твоего,
Исчезает память твоя и желание твое Трр.
Даниил Хармс-Шардам.
17 мая 1935 года.
СТРАННАЯ СМЕРТЬ
Однажды один человек, чувствуя голод,
сидел за столом и ел котлеты,
А рядом сидела его супруга и все говорила
о том, что в котлетах мало свинины.
Однако он ел, и ел, и ел, и ел, и ел, покуда
не почувствовал где-то в желудке
смертельную тяжесть.
Тогда, отодвинув коварную пищу,
он задрожал и заплакал.
В кармане его золотые часы перестали тикать.
Волосы вдруг у него посветлели, взор прояснился,
уши его упали на пол,
как осенью падают с тополя желтые листья,
и он скоропостижно умер.
Апрель 1935 года.
* * *
Все все все деревья пиф
Все все все каменья паф
Вся вся вся природа пуф
Все все все девицы пиф
Все все все мужчины паф
Вся вся вся женитьба пуф
Все все все славяне пиф
Все все все евреи паф
Вся вся вся Россия пуф.
Октябрь 1929 года.
* * *
Так начинается голод:
с утра просыпаешься бодрым,
потом начинается слабость,
потом начинается скука,
потом наступает потеря
быстрого разума силы,
потом наступает спокойствие.
А потом начинается ужас.
1937 год.

* * *
Погибли мы в житейском поле.
Нет никакой надежды боле.
О счастье кончилась мечта -
осталась только нищета.
1937 год.
* * *
Откажите, пожалуйста, ему в удовольствии
Сидеть на скамейке,
Сидеть на скамейке,
Сидеть на скамейке...
Откажите ему в удовольствии
Сидеть на скамейке и думать о пище,
Сидеть на скамейке и думать о пище, мясной
непременно,
О водке, о пиве, о толстой еврейке.
* * *
* * *
- Есть ли что-нибудь на земле, что имело бы значение и могло
бы даже изменить ход событий не только на земле, но и в других
мирах? - спросил я своего учителя.
- Есть, - ответил мне мой учитель.
- Что же это? - спросил я.
- Это... - начал мой учитель и вдруг замолчал.
Я стоял и напряженно ждал его ответа. А он молчал.
И я стоял и молчал.
И он молчал.
И я стоял и молчал.
И он молчал.
Мы оба стоим и молчим.
Хо-ля-ля!
Мы оба стоим и молчим.
Хо-лэ-лэ!
Да, да, мы оба стоим и молчим.
16-17 июля 1936 года.

РЕАБИЛИТАЦИЯ.
Не хвастаясь, могу сказать, что, когда Володя ударил меня по
уху и плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забу-
дет. Уже потом я бил его примусом, а утюгом я бил его вечером.
Так что умер он совсем не сразу. Это не доказательство, что ногу
я оторвал ему еще днем. Тогда он был еще жив. А Андрюшу я убил
просто по инерции, и в этом я себя не могу обвинить. Зачем Ан-
дрюша с Елизаветой Антоновной попались мне под руку? Им было ни
к чему выскакивать из-за двери. Меня обвиняют в кровожадности,
говорят, что я пил кровь, но это неверно: я подлизывал кровяные
лужи и пятна - это естественная потребность человека уничтожить
следы своего, хотя бы и пустяшного, преступления. А так-же я не
насиловал Елизавету Антоновну. Во-первых, она уже не была девуш-
кой, а во-вторых, я имел дело с трупом, и ей жаловаться не при-
ходится. Что из того, что она вот-вот должна была родить? Я и
вытащил ребенка. А то, что он вообще не жилец был на этом свете,
в этом уж не моя вина. Не я оторвал ему голову, причиной тому
была его тонкая шея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61