- Э-э... Родж, но они на этом не успокоятся! Есть куча других
способов... "Общественная Безопасность", и прочее...
- Ну, за кого вы нас принимаете?! Шеф, я ведь знал, рано или поздно
что-нибудь в этом роде произойдет обязательно. И с той секунды, как Дэк
объявил о начале по плану "Марди Гра", началось глобальное заметание
следов! Однако я почему-то не сказал об этом Биллу, он занимался чем-то
другим...
Клифтон пососал свою потухшую сигару и, вынув изо рта, осмотрел:
- Бедолага Корпсмен...
Пенни ахнула и снова упала в обморок.

10
Наконец наступил решающий день. О Билле мы больше ничего не слышали;
судя по спискам пассажиров, он покинул Луну на второй день после
неудачного разоблачения. Может, где-нибудь в новостях о нем и упоминали, я
не знаю. Кирога тоже ни словом о той пресс-конференции не обмолвился.
Мистер Бонфорт выздоравливал. Появилась надежда, что после выборов он
вполне сможет приступить к выполнению обязанностей. Паралич еще давал о
себе знать, но скрыть это ничего не стоило. Сразу после выборов Бонфорт
отправится в отпуск - это у политиков в обычае - а на борту "Томми", вдали
от посторонних глаз, я приведу себя в нормальный вид и полечу домой. У
него же тем временем, как следствие напряженной предвыборной кампании,
случится легкий удар.
Потом Роджу снова придется заняться разными там "отпечатками
пальцев", но теперь это не к спеху.
В день выборов я был счастлив, словно щенок, забравшийся в шкаф для
обуви. Работа завершена, остался последний выход - всего-то пара
речей-пятиминуток для всеобщей сети: одна, со снисходительной констатацией
собственной победы, и другая, где я встречаю поражение мужественно и с
достоинством. Все! Записано последнее слово; я схватил Пенни в охапку и
расцеловал. Она, похоже, не возражала!
Остался лишь выход на бис - вызывают! Перед расставанием меня, в
своей собственной роли, пожелал посмотреть мистер Бонфорт. Я ничего против
не имел. Теперь, когда все кончено, можно навестить его без всяких
опасений. Изображать Бонфорта перед Бонфортом - ну не комедия ли? Хотя
играть я намеревался на полном серьезе - ведь любая подлинная комедия, по
сути своей, серьезна.
Дружная наша семейка собралась в верхней гостиной - мистер Бонфорт
уже много дней не видел звездного неба и это его угнетало. Здесь же нам
предстояло узнать, чем кончились выборы, и выпить за победу - либо утопить
скорбь в вине и поклясться в следующий раз проделать все лучше. Только для
меня следующего раза не будет - я в эти игры больше не играю. Не уверен,
что вообще выйду еще раз на сцену; пьеса длиной в семь с хвостиком недель
и без антрактов - это, считай, пятьсот обычных спектаклей! Ничего себе,
марафончик?!
Его выкатили из лифта в кресле на колесах. Я не входил, пока Бонфорта
не уложили поудобней на диван: вряд ли кому приятно быть слабым при
постороннем. К тому же, на сцену следует выходить!
И тут я чуть не вышел из образа! Точь-в-точь мой отец! Сходство было
чисто "домашним" - друг на друга мы походили гораздо больше, чем он или я
на папашу, - однако несомненным. Да и возраст - уж очень он постарел; на
глаз и не определишь, сколько ему. Волосы совсем седые, а исхудал-то!
Мысленно я пообещал помочь во время "отпуска" привести его в
подходящий вид. Конечно, Чапек сможет нагнать ему недостающий вес, а если
и нет - трудно ли сделать человека пополней с виду! Волосы его я сам
подкрашу... Да еще об "ударе" задним числом сообщим - не прошел же он, в
самом деле, бесследно! Эти недели - вон во что смогли его превратить! Но
все же лишних поводов для сплетен о подмене давать не стоит.
Эти мысли прошли краем сознания; меня переполняли впечатления! Даже
больной и слабый, Бонфорт сохранял всю свою величественность и силу духа!
Он вызывал почти священный трепет! Можно почувствовать такое, стоя в
первый раз у подножия памятника Аврааму Линкольну. Глядя, как Бонфорт
лежит на диване, прикрыв левый бок шалью, вспоминал я и другую скульптуру
- раненого льва в Люцерне. Даже в немощи сохранял он силу и гордость -
"Гвардия умирает, но не сдается!"
Он посмотрел на меня и улыбнулся - теплой, ласковой, дружелюбной
улыбкой (скольких трудов стоила она мне!) - и мановением здоровой руки
пригласил подойти поближе. Я точно также улыбнулся в ответ и подошел.
Рукопожатие его оказалось неожиданно сильным; голос звучал сердечно:
- Хорошо, что хоть напоследок встретились...
Говорил он немного неразборчиво. Вблизи видно было, что левая сторона
его лица безжизненно обвисла.
- Высокая честь и большое счастье познакомиться с вами, сэр.
Говоря это, я с трудом удержался, и все же не отобразил следов
паралича на своем лице. Бонфорт внимательно оглядел меня и усмехнулся:
- Вылитый я! Даже не верится, что мы и знакомы не были...
Я тоже оглядел себя:
- Пришлось постараться, сэр.
- "Постараться"... Да вы превосходны! И чудно же - смотреть на самого
себя со стороны...
Мне стало вдруг мучительно больно: Бонфорт не осознает, насколько
изменился он сам... Я для него и есть "он", а любое изменение - всего лишь
следствие болезни, временное и преходящее, не заслуживающее внимания...
Он продолжал:
- Не затруднит вас походить немного по комнате, сэр? Хочу
полюбоваться на себя... то есть, на вас... В общем, на нас. Хоть разок
увижу себя со стороны.
Я прошелся по комнате, сказал что-то Пенни - бедная девочка
потрясенно переводила взгляд с него на меня - взял бумагу со стола,
погладил ключицу, затем - подбородок, поиграл Жезлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55