(Та пластиковая ложка в яслях не была дискриминацией, она была для
того, чтобы я не поранилась. В первый раз, когда я взяла в руки вилку, я
поцарапала губу, потому что не научилась еще замедлять свои движения до
уровня обычных людей.)
Нет таких слов, которыми можно было бы описать выражение лица
Брайана.
- Достаточно? - спросила его я. - Нет, наверное, недостаточно.
Дорогой, сожми мне руку. - Я протянула ему правую руку.
Он заколебался, потом пожал мою руку. Я позволила ему контролировать
пожатие, потом медленно начала сжимать руку. - Не повреди себе, дорогой, -
предупредила я. - Дай мне знать, когда остановиться.
Брайан не неженка, и может выдержать сильную боль. Я уже собиралась
расслабить руку, когда он резко сказал:
- Хватит!
Я немедленно отпустила его и стала массировать ему руку. - Мне не
хотелось делать тебе больно, дорогой, но я должна была доказать тебе, что
говорю правду. Обычно я стараюсь не демонстрировать необычные рефлексы или
силу. Но они нужны мне для моей работы. В нескольких случаях увеличенная
сила и скорость сохраняли мне жизнь. Я стараюсь не использовать их, пока
меня к этому не вынуждают. Итак - нужно ли еще какое-нибудь доказательство
того, что я именно та, за кого себя выдаю? Во мне есть много других
усовершенствований, но силу и скорость легче всего показать.
Он ответил:
- Нам пора возвращаться домой.
По дороге домой мы не обменялись и десятком слов. Я очень люблю
ездить в открытой коляске. Но в этот раз я бы с удовольствием
воспользовалась чем-нибудь шумным и механическим - но быстрым!

Следующие несколько дней Брайан избегал меня; я видела его только за
обеденным столом. Однажды утром Анита сказала мне:
- Марджори, дорогая, я собираюсь съездить в город по делам. Ты не
могла бы присоединиться ко мне и помочь?
Конечно, я сказала "да".
Она сделала несколько остановок в окрестностях Глочестер-стрит и
Дерхэм. Моя помощь ей была не нужна. Я решила, что ей просто захотелось
иметь компанию, и была этим обрадована. С Анитой очень приятно общаться,
если не начинаешь ей перечить.
Покончив с делами, мы пошли пешком по Кембридж-терас вдоль берега
Эвона, потом в Хагли-парк и в ботанический сад. Она выбрала место на
солнце, где мы могли смотреть на птиц, и вытащила свое вязание. Некоторое
время мы просто сидели и говорили ни о чем.
Мы пробыли там примерно полчаса, когда зазвонил телефон. Она вытащила
его из сумки, приложила к уху. - Да? - Потом добавила. - Спасибо. До
свидания, - и убрала телефон, не сказав мне, кто звонил. Ее личное дело...
Хотя она заговорила прямо:
- Скажи, Марджори, ты когда-нибудь испытывала чувство раскаяния? Или
вины?
- Да, иногда. А из-за чего я должна это чувствовать?
Я покопалась в голове, поскольку считала, что старалась не расстроить
Аниту.
- Из-за того, как ты нас обманула.
- Что?
- Не притворяйся невинной девочкой. Я никогда не имела дела с не
Божьим созданием. Я не была уверена, что ты сможешь понять, что такое грех
или вина. Но теперь, когда стало известно, кто ты такая, это неважно.
Семья требует немедленного аннулирования контракта. Брайан сегодня
встречается с судьей Ридли.
Я напряглась. - На каком основании? Я ничего не сделала!
- Действительно. Ты только забыла, что по нашим законам нечеловек не
может заключать брачный контракт с людьми.

8
Час спустя я была на борту челнока, летящего в Окленд, и у меня
появилось время обдумать свою глупость.
На протяжении почти трех месяцев, с того самого вечера, когда я
говорила об этом с боссом, я впервые в жизни спокойно относилась к своему
"человеческому" статусу. Он сказал мне, что я "такая же женщина, как
Праматерь Ева", и что я могу спокойно сказать кому угодно, что я ИЧ, и мне
не поверят.
Босс был почти прав. Но он не учел, что я могу попытаться доказать,
что я не "человек" по новозеландским законам.
Первое, что я сделала, это потребовала слушания перед семейным
советом - в результате чего узнала, что мое дело уже рассматривалось на
закрытом заседании, результат голосования: за - нет, против - шесть.
Я даже не вернулась домой. Когда Анита разговаривала по телефону в
ботаническом саду, ей сообщили, что мои личные вещи были упакованы и
доставлены в бюро находок на станции челнока.
Я могла настоять на голосовании в доме, вместо того, чтобы верить
Аните на слово. Но зачем мне было это делать? Чтобы всех переспорить?
Чтобы доказать свою правоту? Мне понадобилось целых пять секунд, чтобы
понять, что всего, что я ценила, больше нет. Улетучилось, как дым,
лопнуло, как мыльный пузырь - я больше не была "своей". Эти дети больше не
были моими, и я никогда не смогу кататься вместе с ними по полу.
Я с горечью думала об этом, и при этом чуть не упустила, что Анита
была ко мне "великодушна": в контракте, который я подписала с семейной
корпорацией, мелким шрифтом было отмечено, что если я нарушу условия
контракта, то сумма должна быть выплачена немедленно. Было ли нарушением
то, что я "нечеловек"? (Ведь я ни разу не просрочила выплаты.) С одной
стороны, если они собирались исключить меня из семьи, то мне причиталось
по меньшей мере восемнадцать тысяч новозеландских долларов; с другой
стороны, я не только теряла выплаченную часть своей доли, но и оставалась
должна в два с лишним раза больше.
Но они были "великодушны" - если я тихо и быстро исчезну, они не
будут предъявлять мне иск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139