Я его знала по школе - он уже несколько лет сидел в пятом классе
- и считала, что его в скором будущем ждет суд Линча, если чей-то отец не
убьет его раньше. Пришлось сказать ему, чтобы отошел от Дэйзи и не докучал
ей - она мотала головой и пятилась. Для подкрепления своих слов я достала
из стойки кнут.
Тут, к счастью, появился отец.
Он молча сел в двуколку, я цокнула, и Дэйзи тронулась с места. Отец
был мрачен, как туча, поэтому и я сидела тихо. Когда мы проехали с
четверть мили, он сказал:
- Сверни-ка на травку.
Я свернула и сказала Дэйзи:
- Тпру, девочка.
- Спасибо, Морин. Полей мне, пожалуйста, на руки.
- Сейчас.
Двуколку для выездов в город делал на заказ тот же каретный мастер,
который поставил отцу беговые коляски - сзади в ней был большой кузов с
фартуком от дождя. Там отец возил разные вещи, которые могли понадобиться
ему на вызове, а в черный чемоданчик не умещались. В том числе вода в
жестянке из-под керосина с носиком, тазик, мыло и полотенца.
Я полила, он намылил руки, снова подставил их под струйку, отряхнул и
еще раз вымыл в тазике и вытер чистым полотенцем.
- Вот так-то лучше, - вздохнул он. - Я там не садился и по
возможности ничего не трогал. Помнишь, Морин, какая ванная у нас была в
Чикаго?
- Ну еще бы!
Всемирная выставка была чудом из чудес, и я никогда не забуду, как
впервые увидела озеро или проехалась по надземной железной дороге... но в
мечтах моих поселилась белая эмалированная ванна с горячей водой до самого
подбородка. Говорят, у каждой женщины - своя цена. Моя - это ванна.
- Миссис Мэллой брала с нас за каждую ванну четвертак. Сейчас бы я
охотно заплатил и два доллара. Морин, дай мне, пожалуйста, глицерин с
розовой водой - там, в чемоданчике.
Отец сам делал эту примочку для растрескавшейся кожи и сейчас смазал
ею руки после сильного щелочного мыла. Когда мы снова тронулись в путь, он
сказал:
- Этот ребенок, Морин, умер задолго до того, как Джексон Айгоу послал
за мной. На мой взгляд, еще ночью.
Я попыталась вызвать в себе жалость к ребенку, но вряд ли стоило
жалеть того, кто избежал участи вырасти в этом доме.
- Зачем же было посылать за вами?
- Помолиться за упокой. Выписать свидетельство о смерти, чтобы у отца
не было неприятностей с законом, когда он похоронит ребенка... чем он,
наверное, сейчас и занимается. А главное, чтобы мы с тобой проехались
шесть миль туда и обратно, а не он запрягал бы мула и ехал в город. - Отец
невесело засмеялся. - Он все говорил, что я не должен брать с него платы
за визит, потому что приехал уже после смерти ребенка. Наконец я ему
говорю: "Помолчите, Джексон. Вы мне еще ни цента не заплатили с того раза,
как Кливленд побил Гаррисона". А он мне - времена, мол, тяжелые, а
правительство ничего не делает для фермеров. - Отец вздохнул. - Я с ним не
спорил - он в чем-то прав. Морин, ты ведь год вела мои книги - как,
тяжелые времена или нет?
Он меня озадачил - я в это время думала о Фонде Говарда и о славной
игрушечке Чака.
- Не знаю, отец. Знаю только, что в книгах записано гораздо больше,
чем вам заплатили на самом деле. И вот что я еще заметила: самые
никудышные вроде Джексона Айгоу предпочитают лучше задолжать доллар за
вызов, чем пятьдесят центов за визит.
- Да. Джексон мог бы привезти трупик в город - в жизни не видел
такого обезвоженного тельца! Но я рад, что он этого не сделал - ни к чему
мне покойничек в моем чистом кабинете и в чистом доме Адели. Ты видела
книги - как по-твоему, достаточно моих доходов, чтобы содержать нашу
семью? Хватает ли на еду, на одежду, на жилье, на овес и сено и на монетки
для воскресной школы?
Я призадумалась. Таблицу умножения я, как и все школьники, знала до
"двадцатью двадцать", а в старших классах стала постигать блаженство более
сложных вычислений, но в нашем домашнем хозяйстве своих познаний не
применяла. Я представила себе черную доску и углубилась в расчеты.
- Отец, если бы все заплатили вам, мы бы жили в полном достатке. Но
ведь они не платят... не все платят, а мы все-таки живем в достатке.
- Морин, если не захочешь записываться в Фонд Говарда, выходи за
богатого. Не за сельского врача.

Отец пожал плечами и улыбнулся.
- Но не волнуйся. У нас всегда будет еда на столе, даже если мне
придется совершать набеги на Канзас и воровать там скот. Споем? "У папы
ласочка была" будет сегодня к месту. А как твоя ласочка, дорогая? Не
болит?
- Отец, вы грязный старик и плохо кончите.
- Всегда на это надеялся, но с таким семейством разве согрешишь как
следует. А знаешь, о тебе беспокоилась еще одна особа. Миссис Альтшулер.
- Так я и знала. - Я рассказала ему, как мы встретились. - Они
приняла меня за Одри.
- Вот мерзкая старая корова. Но это она, может быть, нарочно. Она
меня спрашивала, что ты делала на ярмарочных трибунах.
- И что же вы ей ответили?
- Ничего. Молчание - это все, что заслуживает вопрос любопытного -
пропускай его мимо ушей, вот и все. А еще лучше - прямое оскорбление,
которое я и нанес этой зловредной черепахе, не ответив на ее вопрос и
сказав ей, чтобы она перед следующим визитом ко мне помылась - я, мол,
нахожу, что она неудовлетворительно соблюдает личную гигиену. Ей это не
понравилось. - Он улыбнулся. - Авось перебежит теперь к доктору Чедвику,
будем надеяться.
- Будем. Значит, кто-то видел, как мы туда поднимались. Но уж чем мы
там занимались, сэр, - этого не видел никто. - Я рассказала отцу про ящик
с грузами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24