Потому что, пока носишь форму, у
тебя нет права голосовать. Тут нечего спорить, так и должно быть. Я
представил, как идиоты из Мобильной Пехоты собирают среди десантников
голоса против очередной военной кампании.
Значит, я поступил на службу, чтобы потом иметь право голосовать.
Так ли это?
Действительно ли меня так волновала мысль о будущих привилегиях? Мне
так хотелось принимать участие в выборах? Нет, скорее прельщал сам статус
гражданина Федерации. Я бы гордился...
Я вдруг понял, что до конца жизни так и не смогу разобраться, почему я
пошел на Службу.
Если задуматься, то ведь не право голоса делает из человека
гражданина. Наш лейтенант был гражданином в лучшем смысле этого слова, хотя
ему ни разу так и не пришлось опускать бюллетень в урну для голосования. Но
он каждый раз "голосовал", идя в десант.
Но ведь то же самое можно сказать про меня. Тогда почему бы мне не
пойти в профессионалы? Ну хорошо, хорошо. Но ведь опять придется проходить
через комиссию, сдавать экзамены. Я вспомнил Эйса и представил себя через
двадцать лет - с нашивками на груди и теплыми домашними тапочками у дивана.
Или вечером в Доме ветеранов - в компании боевых друзей, вспоминающих былые
десанты.
Значит, все-таки Кадетский корпус? Теперь я услышал голос Эла
Дженкинса: "Да, я рядовой! Никто не ждет от тебя ничего сногсшибательного,
если ты просто рядовой! Кому охота быть офицером? Или сержантом? Они дышат
тем же самым воздухом, что и мы, не так ли? Едят ту же пищу. Ходят
развлекаться в те же заведения, выбрасываются в тех же капсулах. Но рядовой
при этом еще и ни за что не отвечает. Никаких проблем".
По-своему Эл тоже был прав. Что с того, что у меня на рукаве шевроны?
Только лишние неприятности.
И в то же время я прекрасно понимал, что стану сержантом, если только
предложат. Не смогу отказаться: среди десантников не принято отлынивать.
Тебе дают задание, ты берешься за него - вот и все. Например, сдаешь
экзамены.
Неужели это осуществимо? Думал ли я, что могу стать таким же, каким
был наш лейтенант Расжак?
Я очнулся от своих раздумий и увидел, что нахожусь возле здания
Кадетского корпуса. Странно, я ведь и не думал сюда приходить. На плацу,
сержант гонял группу кадет, и я сразу вспомнил лагерь Курье. Солнце
припекало, и плац казался куда как менее заманчивым, чем кают-компания на
"Роджере".
И без того взмокшие ребята перешли на рысь, сержант крикнул что-то
грозное отстающим. Знакомое дело. Я тряхнул головой и пошел дальше.
Теперь ноги привели меня обратно к казарме. Я постучал в дверь номера,
который единолично занимал Джелли.
Он был у себя: ноги на столе, в руках иллюстрированный журнал. Этот
журнал поглощал все его внимание. Я опять постучал - по раскрытой двери.
Он опустил журнал:
- Это ты?
- Серж... я хотел сказать, лейтенант...
- Ближе к делу!
- Сэр, я хочу перейти на профессиональную службу.
Он опустил ноги со стола на пол.
- Подними правую руку.
Он привел меня к присяге, залез в один из ящиков стола и достал
бумаги.
Бумаги, оказывается, были давно готовы, и он только ждал, когда я
приду подписать.



11
Одна хорошая военная подготовка
ни в коей мере не может служить
основанием для производства в офи-
церы... офицер - это джентльмен,
получивший либеральное образова-
ние, с аристократическими манерами
и непоколебимым чувством собствен-
ного достоинства... Мне кажется, я
достаточно ясно дал понять, какая
огромная ответственность на вас
возлгается... Мы обязаны добиться
победы теми средствами, которые
имеются у нас в распоряжении.
Джон Пол Джонс, 14 сентября
1755 года. Из послания командова-
нию флота повстанцев Северной
Америки
Наш "Роджер" снова вернулся на базу за пополнением капсул. И людей, Эл
Дженкинс получил свое, прикрывая отход раненых. Погиб и наш падре. Но,
несмотря на это, я уходил из части. На мне красовались новенькие
сержантские шевроны (вместо Миглаччио), но я знал, что точно такие же
получит Эйс, как только я уйду с корабля. Производя меня в сержанты, Джелли
придавал мне "дополнительное ускорение" для поступления в Кадетский корпус.
Но от себя я не мог скрыть, что глупо, как мальчишка, горжусь новыми
шевронами. После прибытия на Санктор я вошел в двери космопорта, задрав
нос, и, не глядя, сунул чиновнику бумаги. Я стоял и ждал, пока таможенник
примеривался, куда лучше поставить свой никчемный штамп, - и в это время
позади меня кто-то сказал:
- Извините, сержант. Эта шлюпка с "Роджера Янга"?
Я повернулся к говорившему, скользнул взглядом по его рукаву -
небольшого роста, сутуловатый капрал, - наверное, один из наших новых...
- Отец!
В следующее мгновение капрал уже сжимал меня в объятиях.
- Джонни! Джонни! Мой маленький Джонни! Я обнял его, поцеловал и
почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Представляю, как оторопели
чиновники космопорта: сержант целуется с капралом. Потом мы отдышались,
вытерли глаза и рассмотрели друг друга получше.
- Давай найдем уголок, сядем и спокойно поговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78