К угощению он добавил горсть свежей зеленой чечевицы
и пару кусков сельского хлеба, черного и твердого.
- Налегай, парень. Берись за дело.
Не притрагиваясь к еде, мальчик занял место на кончике стула, готовый
каждую секунду сорваться с места.
Баслим перестал есть.
- В чем дело? - Он увидел, как глаза мальчика метнулись в сторону от
двери. - А, вот оно что, - от тяжело поднялся, подтянув под себя
искусственную ногу и, подойдя к дверям, прижал палец к замку:
- Дверь не заперта, - сказал он. - Или ешь свой обед или убирайся. -
Он повторил эти слова на несколько различных ладов. Ему показалось, что он
уловил намек на понимание, когда пустил в ход язык, который, как он
предположил, должен был быть родным для этого раба.
Но Баслим предоставил событиям идти своим чередом. Вернувшись к
столу, он удобно расположился на стуле и взялся за ложку.
То же сделал и мальчик, но внезапно, сорвавшись с места, кинулся к
двери. Баслим продолжал есть. Дверь оставалась полуоткрытой, и через ее
щель в лабиринт падала полоска света.
Несколько позже, когда Баслим, не торопясь, закончил обед, он уже с
уверенностью знал, что мальчик наблюдает за ним. Избегая смотреть в ту
сторону, он откинулся на спинку стула и принялся ковырять в зубах. Не
поворачиваясь, он сказал на языке, который, как он предполагал, был родным
для мальчика.
- Ты собираешься заканчивать свой обед? Или мне его выкидывать?
Мальчик не отвечал.
- Отлично, - продолжал Баслим, если ты не хочешь, мне придется
закрыть двери. Я не могу рисковать, нельзя чтобы из нее падал свет. - Он
медленно поднялся, подошел к дверям и начал закрывать их. - В последний
раз, - объявил он. - На ночь я их закрываю.
Когда дверь была почти закрыта, мальчик пискнул.
- Подожди! - сказал на том языке, которого Баслим и ждал, и скользнул
внутрь.
- Добро пожаловать, - мягко сказал Баслим. - На тот случай, если ты
изменишь намерения, я оставлю дверь открыто. - Он вздохнул.
- Будь я волен в своих желаниях, вообще бы никого не запирал.
Мальчик ничего не сказал, но сев, склонился над пищей и принялся
пожирать ее со звериной жадностью, словно боялся, что отнимут. Глаза его
шныряли по сторонам. Баслим сидел, наблюдая за ним.
Ел он теперь медленнее, но пока с тарелки не исчез последний кусок
мяса, последняя крошка хлеба, пока не была проглочена последняя
чечевичинка, он не переставал жевать и глотать. Последние куски он
проталкивал в себя уже с трудом, но, сделав это, выпрямился, посмотрел
Баслиму в глаза и застенчиво улыбнулся. Баслим ответил ему ответной
улыбкой.
Внезапно мальчик побледнел, затем лицо его позеленело. Из угла рта
безвольно потянулась струйка жидкости и он почти потерял сознание.
Баслим кинулся к нему.
- Звезды небесные, ну я и идиот! - воскликнул он на своем родном
языке. Бросившись на кухню, он вернулся с тряпкой и ведром, вытер лицо
мальчика и, прикрикнув на него, чтобы тот успокоился, протер пол.
- Несколько погодя Баслим поставил на стол куда меньшую порцию -
только бульон и пару кусков хлеба.
- Замочи хлеб и поешь.
- Лучше не надо.
- Поешь. Больше тебе не будет плохо. Видя, как у тебя спереди
просвечивает позвоночник, я должен был догадаться, что к чему, вместо
того, чтобы давать тебе порцию взрослого человека. Но ешь медленно.
Мальчик посмотрел на него снизу вверх и его подбородок задрожал.
Затем он взял маленькую ложку. Баслим смотрел на него, пока тот не
покончил с бульоном и с большей частью хлеба.
- Отлично, - сказал он наконец. - Я отправляюсь спать, парень.
Кстати, как тебя зовут?
Мальчик помедлил.
- Торби.
- Торби - отличное имя. Ты можешь звать меня папой. Спокойной ночи. -
Он отстегнул искусственную ногу, отложил ее в сторону и, придерживаясь за
полки, добрался до кровати. Она стояла в углу, простая крестьянская
кровать с твердым матрацем. Баслим примостился ближе к стене, чтобы
оставить место для мальчика и сказал: - Потуши свет, прежде чем уляжешься.
- Затем он закрыл глаза и стал ждать.
Наступило долгое молчание. Свет погас. Он слышал, как мальчик подошел
к дверям. Баслим ждал, готовясь услышать звук скрипнувших петель. Его не
последовало; он почувствовал, как скрипнул матрац, когда не нем
расположился мальчик.
- Спокойной ночи, - повторил он.
- Спок-ночь.
Он уже почти засыпал, когда понял, что тело мальчика сотрясает дрожь.
Придвинувшись ближе, он ощутил его костлявые плечи и погладил их; мальчик
забился в рыданиях.
Он повернулся, приладил поудобнее культю, обнял рукой содрогавшиеся
плечи мальчика и прижал его к своей груди.
- Все в порядке, Торби, - мягко сказал он. - Все в порядке. Все
прошло. И никогда больше не вернется.
Мальчик заплакал навзрыд и вцепился в него. Баслим мягко и нежно
успокаивал его, пока содрогания не прекратились. Но он продолжал лежать не
двигаясь, пока не убедился, что Торби спит.

2
Раны Торби заживали - те, что снаружи, быстро, внутренние травмы
помедленнее. Старый бродяга приобрел еще один матрац и поместил его в
другом углу комнаты. Но Баслим просыпался, чувствуя маленький теплый
комочек, который, свернувшись, прижимался к его спине, и тогда он знал,
что мальчика снова мучили кошмары. Баслим спал очень чутко и терпеть не
мог делить с кем-то ложе. Но когда это случалось, он никогда не заставлял
Торби возвращаться к себе в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13