Когда-то Леону случилось побывать в Антарктиде. Тогда ему показалось, что ничто не может быть ярче полярного солнца, превращающего снег в нестерпимую пытку для глаз. Сейчас, двигаясь по солнечной стороне астероида, он понял, что глубоко заблуждался. Да, здесь преобладал не белый, а, наоборот, черный цвет. Но и солнце — оно казалось отнюдь не тем привычным источником света и тепла, — нет, оно было Солнцем с большой буквы, яростным светилом, обрушивающим на сверкающий черный камень потоки жгучего бешенства, назвать которое светом было весьма нелегко.
— Кажется, там вход, — произнесла Люси, более глазастая, чем Леон. — Там, справа. Ты видишь?
Леон прищурился и действительно разглядел странно уцелевший на фоне общего разгрома прямоугольник внешней шлюзокамеры. До него было не более двадцати метров: если бы не Люси, он, возможно, и не заметил бы его в этом ужасном сверкании серебристых стен.
— Дверь вынесена, — продолжала девушка, — попробуем?
— Разумно, — согласился Леон, — наверное, там должен быть какой-то коридор, ведущий в глубь здания.
Смешно подпрыгивая, они двинулись по почти гладкому темному камню посадочной площадки. Буквально через несколько шагов Леон споткнулся, дернулся всем телом и на несколько мгновений взмыл вверх. Приземлившись, он изогнул в шлеме шею и поглядел себе под ноги. На усеянном мелкими камнями поле лежал изуродованный, страшно перекрученный гофрированный рукав воздуховода. Выглядел он так, словно его выбросило жуткой силы взрывом.
«Не исключено, — подумал Леон. — Похоже, здесь действительно было жарко. Но, черт его возьми, кому же принадлежала эта станция?»
Он и в самом деле ни разу не слышал о каких-либо попытках возвести долговременный исследовательский комплекс в поясе астероидов. Тем более о его гибели… Впрочем, до Депрессии, которая изменила привычную карту мира и едва не перевернула всю Землю с ног на голову, «белые» государства отправляли корабли сотнями — возможно, какая-то компания добралась и до этой мрачной пустыни?
Дверь шлюзокамеры, характерно скругленная по углам, валялась внутри, закрыв собой высокий комингс. Входной проем встретил Леона паутиной обвисших уплотнителей — протянув руку, он пощупал один из них и усмехнулся. Вязкий некогда пластик легко раскрошился в его пальцах. Конечно, это не говорило ни о чем: в космосе все стареет мгновенно, — но тем не менее в душе Леона зашевелился холодок. Станция казалась старой, очень старой. Включив прожектор, Макрицкий шагнул вовнутрь шлюзокамеры.
На стене, вспучившейся, словно под воздействием немыслимых температур, темнела синяя надпись «Brodley biology» и эмблема в виде стилизованного орла, горделиво оседлавшего глобус. Леон никогда не слышал о подобной компании. Теперь он практически не сомневался в том, что станция была выстроена до Депрессии, скорее всего годах в сороковых, когда резкий рывок технологий сделал межпланетные перелеты баснословно дешевыми и доступными даже для небольших фирм, не говоря уже о крупных корпорациях.
Внутренняя дверь была наполовину открыта. Луч прожектора вспорол чернильную тьму коридора, и Леон увидел, что находится перед широкой аркой, ведущей куда-то в глубь строения. Рядом с ним скользнул поток света, льющийся из фонаря Люси.
— Что там, дальше? — спросила она.
— Не знаю, — хмыкнул Леон, — но нам стоит поспешить. Времени осталось всего ничего.
Арка вывела их к лестнице, полого идущей вниз. Сквозь узкие проломы в потолке кинжалами били тонкие лучики солнечного света, в которых танцевали поднимаемые шагами пылинки. Строение, по-видимому, расползлось по всем своим швам.
— Черт, какая жуть, — заметила Люси.
— Вот про черта, пожалуйста, не надо, — поежился Леон. — Не здесь, хорошо?
Лестница закончилась коридором, который, раздваиваясь, уходил в темную глубь станции.
— Я предлагаю разделиться, — сказал Леон. — Я пойду налево, ты — направо. Только недалеко, и помни о манометре, хорошо?
— Вы, мужики, всегда думаете о том, чтобы пойти налево, — грустно усмехнулась девушка. — Ладно, идем. У нас еще двадцать минут, да?
— Не меньше. Но ты все равно не забирайся очень далеко. Лучше потом вернуться на челнок и перезарядиться.
Через десяток метров Леон увидел первую дверь: она висела, сорванная с одной петли. Он толкнул ее плечом и заглянул в помещение. В свете фонаря блеснули какие-то столы с давно мертвым оборудованием, мертвый глаз большого дисплея. Убедившись, что баллонами с кислородом здесь и не пахнет, Леон двинулся дальше. Соседняя комната также оказалась какой-то лабораторией. В ней Макрицкий разжился массивным топором, снятым с пожарного щита.
Преодолев еще одну короткую лестницу, Леон вышел в довольно просторное помещение с высоким потолком. Белый луч прожектора выдернул из мрака высоченные двери шкафов, перевернутый лабораторный стол и остановился. На Леона смотрела мумия в истлевшем желтом халате. При жизни она была, кажется, женщиной: на затылке уцелел пучок рыжих волос, шею обвивало жемчужное ожерелье. Леон нагнулся. Лаборантка умерла от внезапной потери воздушного давления — он уже видел нечто подобное, когда его корабль наткнулся на давно погибший французский планетолет, который болтало в окрестностях Венеры. Это было не совсем удушьем, нет. Здесь, на станции, случилась мгновенная разгерметизация всех отсеков и помещений, и воздух ушел буквально в секунду, раньше, чем сработали аварийные системы. На «французе» тогда бахнул главный генератор, и весь экипаж выглядел так, словно людей разорвало изнутри. Что же, черт возьми, могло взорваться здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17