Леон вновь остановил кэб, и вскоре вокруг него загорелись призывные огни бродвейских театров. За последние сто лет здесь мало что изменилось.
Он закурил новую сигарету и остановился на углу, под сверкающей вывеской какого-то увеселительного заведения. Леон плохо знал нью-йоркские улицы: ему хотелось зайти в какой-нибудь ресторан, но он не соображал, в какой именно.
— Эй, красавчик!
Высокая молодая девушка в нездешне элегантном пальто, двигавшаяся по тротуару вслед за ним, остановилась в двух шагах от Леона и весело улыбнулась сверху вниз.
— Это, кажется, тебя показывали вчера вечером?
Леон недоуменно поднял глаза. Она никак не походила на проститутку («хотя, конечно, кто их, тутошних повий, знает?») и говорила с каким-то акцентом — то ли французским, то ли итальянским.
— Капитан Макрицкий, — осторожно представился он и поднес два пальца к козырьку своей фуражки. — С кем имею честь?..
— Меня зовут Жасмин, — все так же посмеиваясь, заявила девушка. — У тебя такой потерянный вид… Я шла, шла за тобой, а потом все-таки решилась подойти первая.
— Ты не американка, — утвердительно произнес Леон.
— Да, а как ты догадался?
Леон усмехнулся и поправил воротник.
— Ни одна американская женщина никогда не станет приставать на улице к незнакомому мужчине. Здесь с этим не шутят. Ты или из Франции, или из Италии. А?
— И оттуда, и оттуда, — счастливо засмеялась Жасмин. — Я родилась в Марселе, а живу в Риме. В Штатах я так, отдыхаю. Скоро Рождество, так что я уже собираюсь домой. Может, мы зайдем куда-нибудь?
— И как мы будем выглядеть? — поинтересовался Леон, окинув ее скептическим взглядом. Жасмин была не столько выше, сколько крупнее его: рядом с ней Макрицкий казался мальчиком, напялившим чужой мундир.
— Но я же не виновата, что ты такой дохлый?
— А в космос жирных не берут. Ладно… пошли. Тут есть приличный ресторан? Только, бога ради, не хватайся за меня, а то я сойду с ума.
Итало-француженка Жасмин знала, чего хотела. Уже через десять минут она втащила Леона в холл какого-то старинного заведения. От деревянной стойки мгновенно отделился гардеробщик. Жасмин небрежно сбросила ему свое пальто, и Леон чуть не задохнулся, глядя на ее фигуру. Девушка вовсе не была полной, как ему показалось вначале: не-ет, но как же щедро одарила ее природа! Макрицкий скользнул глазами по ее высокой груди, обтянутым синей шерстью платья бедрам, задержался на чудном, невероятном изгибе ее икр и поспешил отвернуться, расстегивая пояс. Леон немного замешкался, снимая шинель: сабля сверкнула в ярком свете древних хрустальных люстр — появившийся метрдотель опасливо покосился на позолоченную гарду и почтительнейше ввел их в зал.
Здесь царил интимный полумрак. На столиках мягко светились лампы с матерчатыми абажурами, играла едва слышная легкая музыка. С первого же взгляда Леон понял, что Жасмин привела его в тихое, весьма респектабельное заведение, и мысленно поблагодарил ее за это. Наверное, сказал он себе, у этой красотки есть вкус. Больше всего ему не хотелось оказаться сейчас в каком-нибудь шумном Дансинге. Леон осторожно поправил галстук — тот был, увы, не совсем форменным: на вид полностью уставной, но, однако же, от младшего Воронина. И стоил он как три месячных оклада среднего европейского капитана.
— Что ты будешь есть? — спросила Жасмин, откладывая меню.
— Фруктовый салат с медом, — ответил он. — И коньяк.
— Коньяку, я надеюсь, бутылку? Леон поднял на нее удивленные глаза.
— Послушай, ты, часом, не служишь в этом кабаке зазывалой?
— Я заплачу, — с неожиданной гордостью вскинулась девушка, — все-таки не каждый день я пью с настоящими героями.
— Ну уж нет, — Леон с трудом удержался от смеха, — офицер не может допустить, чтобы за него платили в ресторане. Тем более когда речь идет о такой прелестной женщине.
С каждой минутой она нравилась ему все больше и больше. Леон считал, что умеет разбираться в людях: в больших смеющихся глазах Жасмин ему чудилась какая-то искренность, прямодушие — качества, давно утерянные женщинами западной цивилизации. На родине Леона прямота и отсутствие дешевого кокетства весьма ценились в молодых девушках. Именно поэтому его соотечественники почти никогда не женились на чужачках. Славянский мир, не слишком тронутый феминизмом, славился своей патриархальностью и твердостью устоев.
— Как тебе нравится Нью-Йорк? — спросила Жасмин, когда официант закончил расставлять на столе их заказ и удалился восвояси.
— Нью-Йорк? А что здесь может нравиться? — удивился Леон.
Девушка рассмеялась и решительно налила ему полную рюмку коньяка.
— Будем пить так, как у вас принято, — объявила она, продолжая улыбаться, — или ты не умеешь?
— Почему же, — усмехнулся в ответ Макрицкий, — обучен. Куда ж денешься? А вот где ты этому научилась? Была у нас?
— Нет… я училась в Болонском университете. Там пьют так, что закачаешься.
— Ну, я, допустим, не закачаюсь. За встречу.
— Я не бывала у вас, — сказала Жасмин, изящно закусывая коньяк фруктами, — потому что боялась, что мне захочется остаться. А это, говорят, сложно — у вас там такие закрытые страны. Чужих не принимаете.
— Чего проще, — пожал плечами Леон. — Двести тысяч гривен на счет в Национальном — и пожалуйста. Через пять лет можешь получить гражданство и забрать свои деньги.
— Двести тысяч! Это сколько в долларах? Миллион?
— Чуть больше. Только доллары нам не нужны. Это сто лет назад доллар был — да… теперь, сама знаешь.
— И что, других способов нет?
Леон задумчиво прожевал ломтик засахаренного лимона, шмыгнул носом.
— Не знаю. Может быть, выйти замуж за украинского или российского подданного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17