Рядом со мной сидела Аннини. Я видел ее румяную толстую щеку с завитком черных волос, вдыхал резкий запах туалетной воды «Дыня Сарона», модной в этом сезоне. Аннини была очень взволнована. На нее никогда еще не подавали в суд.
Ицхак небрежно сидел боком на холеном офисном столе, сдвинув в сторону клавиатуру компьютера. По темно-лазурному экрану медленно ползли, чередуясь, быки и воины. Ицхак считал, что это патриотично.
Болтая тощей ногой в ослепительно лакированном ботинке, Ицхак прочел нам иск, выдвинутый против фирмы «Энкиду прорицейшн» общественностью микрорайона во главе с детским дошкольным учреждением, располагающимся как раз напротив нашего офиса.
«…подрастающее поколение, юные вавилоняне, вынуждены еженедельно наблюдать, как на крыше так называемой обсерватории так называемой прогностической фирмы, взявшей себе гордое имя легендарного героя Энкиду, появляется – как они сами не стыдятся называть – ЖОПА, утыканная проводками. Это зрелище, само по себе отвратительное, усугубляется длительностью пребывания «жопы» на свободном обозрении всех налогоплательщиков микрорайона. Согласитесь, что вид обнаженной задницы и сопутствующих ей гениталий размером с козье вымя оскорбляет…» и так далее.
Дочитав до «козьего вымени», Ицхак устремил на меня пристальный взор. Я приготовился достойно ответить. Но Ицхак только круто взвел одну бровь и продолжил чтение иска. Это взбесило меня куда больше.
Закончив читать, он аккуратно убрал иск в глянцевую папочку и защелкнул замочком, чтобы не потерялось. Некоторое время все молчали. Потом Ицхак хмыкнул:
– «Вымя»!.. В бинокль разглядывали, что ли, эти сдуревшие старые девы?
За это я сразу простил Ицхаку и многозначительную паузу во время чтения, и поднятую бровь.
Мы стали обсуждать ответные действия. Ицхак сказал, что один из наших одноклассников, бывший троечник Буллит, является теперь преуспевающим юристом. Сошлись на том, что надо позвонить Буллиту и нанять его. Один раз он похоронил в куче компоста классный журнал, где сумасшедшая биологичка выставила одиннадцать двоек. Буллит, несомненно, заслуживал доверия.
Буллит явился на следующий день – адвокат. Высок, строен, подчеркнуто вежлив, нелюбопытен, немногословен. Пиджак с искрой, как у Ицхака, но зеленый. Если Ицхак, даже и одетый с иголочки, все равно производил неряшливое впечатление, то о Буллите этого никак не скажешь. Он и в робе выглядел бы подтянутым.
Они с Ицхаком уединились в кабинете. Из-за запертой двери лязгали замки сейфа, щелкали зажимы папок, деликатно постукивали клавиши компьютера. Пару раз они приоткрывали дверь и призывали к себе Аннини, но потом опять ее выпускали и запирались. Наконец они предстали пред народом, одинаково красные и торжествующие.
Ответный иск предусматривал выплату фирме круглой суммы – за нагнетание нездоровой атмосферы вокруг нашей прогностической деятельности. И отдельно – иск лично от моего имени, за нанесение морального ущерба.
Поначалу я обрадовался, но потом как представил себе, что это «вымя» будет обмусоливаться на процессе и еще, упаси Нергал, попадет в газеты…
Однако Ицхак велел мне молчать. Как начальник велел. И я замолчал.
Буллит забрал все бумаги, сложив их в свою глянцевую папочку, в точности такую же, как у Ицхака, защелкнул замочек и откланялся.
* * *
Поначалу мы ждали чего-то. Было тревожно, любопытно и даже, пожалуй, радостно – как во время революции. Казалось, уже наутро мы проснемся посреди кольца баррикад, окруженные знаменами и взаимоисключающими лозунгами: «Долой жопу!» и «Даешь жопу!»
Хотелось, чтобы в дверь властно постучали жандармы – меня на муки влечь. Чтобы яростно митинговали растрепанные женщины в сбившихся набекрень покрывалах: «Не дадим жопе растлить молодое поколение!» Чтобы толпа билась о закрытые намертво бронзовые двери вавилонского судотворилища. Чтобы судья с лазоревой, заплетенной в шестнадцать косичек, бородой бил молоточком по бронзовому столу и зычно оглашал приговор. Чтобы Ицхака вводили в кандалах…
Словом, хотелось острых переживаний. А их все не было и не было.
Буллит присылал нам сводки с фронта. Сводки были скучные: акт, иск, справка, копия свидетельства о…
Я стал плохо спать. Мурзик трактовал это по-своему. Вздыхал и бубнил, что «на рудниках – оно несладко»…
Постепенно Мурзик приобщался к цивилизации. Читать он, понятное дело, не умел. Консервов шугался – не верил, что в банках действительно сокрыта еда. На объяснения продавцов – «видите, тут написано» – ворчал разные непотребства.
Свой долг квалифицированной домашней прислуги Мурзик исполнял так.
Проводив меня поутру на работу, первым делом заходил в подсобку мясной лавки и там грозно требовал, чтобы мясо рубили у него на глазах.
Чтоб натуральное. Чтоб он, Мурзик, своими глазами видел. И чтоб сомнений не было. То есть, чтоб ни капелюшечки сомнений не возникало даже. Не то потравят дорогого господина, а ему, Мурзику, потом… ТОГО!.. Мясник даже и не представляет себе – ЧЕГО!
Устрашив мясника и купив говядины какая покраснее, направлялся в зеленную лавку. Придирчиво брал морковь и капусту. Побольше.
Картошке в силу своей каторжанской косности решительно не доверял. Продукт привозной, им, Мурзиком, на зуб не пробованный. Мало ли что. Вдруг господину с того худо сделается? Мурзик очень не хотел обратно на биржу.
Все купленное мой раб кое-как споласкивал холодной водой и загружал в бак, где в дни большой стирки обычно кипятил белье. Варил до готовности мяса. Иногда солил.
И кормил меня.
Я ел…
А что из достижений цивилизации Мурзик любил, так это телевизор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11