Из комнаты в гостиную осторожно выбрался Ингольв.
Разбуженный голосами и стуком захлопнувшейся двери, он хмуро
прищурился на тусклую керосиновую лампу.
- Кто здесь был?
Анна-Стина слегка усмехнулась.
- Представь себе, Разенна действительно прислал медиков.
Два смешных чудака. Нагрубили, натоптали на ковре...
Ингольв посмотрел на грязные следы, оставленные
посланцами Ларса, потом тяжело опустился на скрипнувший стул.
- Мама Стина, - сказал он, - дай что-нибудь пожевать.
- Ничего нет. Немного сахара осталось.
- Черт, - сказал Ингольв и замолчал.
Анна-Стина босиком стояла перед ним, глядя на
взъерошенные, еще влажные после мытья волосы брата, а он сидел,
опустив голову, и не двигался. Анна-Стина ждала. Наконец брат
посмотрел в ее усталое лицо и попросил неласково:
- Хоть кипятка дай.
Синяка снова открыл глаза и увидел, как Анна-Стина
расставляет на скатерти чашки. Стол в гостиной был круглый,
тяжелый, на одной массивной ноге. Пестрая шелковая скатерть с
желтыми кистями свисала почти до пола. У одной чашки была
маленькая выщербинка, и битый фарфор потрескивал под
кипятком.
Анна-Стина сказала, все еще думая о Ларсе:
- Он просто чародей.
Ингольв фыркнул,
- Сожрал весь хлеб в доме. Завтра придется идти
мародерствовать.
- Тебе и так пришлось бы это делать.
- Пришлось бы, - согласился брат, - но на сытый желудок.
Анна-Стина почувствовала на себе пристальный взгляд и
повернулась в сторону дивана. В тусклом свете лампы она увидела
смуглое лицо с горящими синими глазами. И эти огромные глаза
смотрели на Анну-Стину с непонятной тревогой.
Темные губы юноши шевельнулись. Он закашлялся, вытер рот
ладонью и хрипло спросил:
- Кто... чародей?
Он выглядел испуганным. Брат и сестра молча переглянулись
и встали из-за стола. Анна-Стина прихватила с собой лампу и
поставила ее на пол возле дивана. Раненый снова прикрыл лицо
локтем.
Ингольв подсел на диван, сильно взял Синяку за руку и
обратил к свету тыльную сторону руки. Чуть пониже локтя был
выжжен знак: сова на колесе. Синяка замер, стараясь дышать как
можно тише.
- Он из приюта Витинга, - сказал Вальхейм и с отвращением
оттолкнул от себя бессильную синякину руку.
В вольном Ахене Витинг был весьма известной персоной. Он
содержал приют для сирот и подкидышей и считался одним из
главных городских филантропов, поскольку воспитывал
преимущественно детей хворых, увечных или поврежденных
рассудком - тех, от кого отказывались городские приюты,
находившиеся в ведении магистрата. Будучи находчивым и
хитроумным предпринимателем, Витинг до семи лет кормил сирот
бесплатно, а затем начинал учить их сапожному ремеслу и
приставлял к делу. Сапоги, впрочем, были хорошие.
Анна-Стина оглядела притихшего паренька еще раз, но
никаких, по крайней мере, внешних признаков неполноценности не
обнаружила. Разве что смуглая, почти черная кожа и невероятная
синева глаз... И почему его так испугало слово "чародей"?
Наверное, с головой у него не все в порядке, решила Анна-Стина.
- Как он вообще попал в армию? - спросила она брата.
Вальхейм беззвучно выругался, потом сказал вслух:
- Сволочь.
Анна-Стина подскочила, и тогда брат, опомнившись, слегка
покраснел и провел пальцем по ее щеке.
- Прости, мама Стина. Третьего дня я видел Витинга у нас в
штабе. Он пил пиво с офицерами и громко хвастался, что
распродал часть имущества. Мерзавец... - Ингольв посмотрел на
Синяку, который лежал неподвижно, полуприкрыв глаза. - Я даже
не подозревал, что Витинг поставляет армии не только сапоги.
Когда меня посылали в форт, дали кого попало.
Он замолчал. Во всем доме, во всем городе царила тишина. В
темноте притаились армии, но форт уже лежал в руинах, и
Вальхейм неожиданно понял, что все время думает только об этом.
Анна-Стина всхлипнула. Ингольв положил руку ей на плечо, и
она склонилась щекой к его крепкой широкой ладони.
- Как ты думаешь, - спросила она, - город сдадут?
Он уверенно кивнул и добавил вполголоса:
- Умнее было бы сдать его без боя.
- Но ведь мы с тобой никуда отсюда не уйдем?
Он улыбнулся.
- Конечно, нет, Анна. Нам с тобой некуда отсюда идти.



ГЛАВА ВТОРАЯ
Вчера форт замолчал, и эта часть города, казалось, была
совершенно забыта войной. Волны бились о стены, возведенные еще
при Карле Незабвенном. Вода уже смыла следы недавнего
кровопролития, и только лохмотья белого офицерского плаща
свисали с разрушенной стены, как флаг поражения.
Забытые яхты метались у пирса городского яхт-клуба, словно
оставленные хозяевами кони. Ветер мчался вверх по Первой
Морской улице, выводящей к башне Датского замка. Синее осеннее
небо без единого облака стояло над заливом, не отражаясь в его
бурных серых водах. Полосатые сине-красно-белые паруса
завоевательского флота были видны справа от старого форта.
Ахенская армия отступала через город, который было решено
сдать без боя. Вместе с солдатами уходили и многие горожане - члены
городского магистрата и торговцы, содержатели постоялых
дворов и ремесленники; уносили инструменты и товар; уводили
детей. Офицеры, все еще великолепные в своих блестящих
кирасах, с белыми и алыми султанами на шлемах, подхватывали в
седла красивых женщин, одетых в шелк и бархат.
Армия продвигалась медленно. На каждой улице к
гигантскому шествию присоединялись все новые люди. С грохотом
катили по булыжнику пушки. Сверкающая громовая медь не сумела
отстоять город, и теперь тяжелые колеса разбивали мостовую.
По всему городу звонили колокола. Они начали звонить сами
собой, словно призывая на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10