Об этом много лет назад говорил ему Торфинн.
Черный Торфинн, хозяин Кочующего Замка. Он очень много знал,
этот высокий стройный старик с пронзительными черными глазами.
Он прочитал множество книг. А Синяка так и не научился читать.
Они расстались где-то здесь, на этих болотах, у реки
Элизабет. Это было лет сто назад, может быть, больше. Торфинн
звал его с собой. Стоило Синяке прикрыть глаза - и он снова въяве
видел его: старик высился в зияющей пропасти ворот своего замка,
огромного черного конуса из холодного металла, выделяясь в
темном провале ослепительно-белым плащом, под которым
сверкала цепь из рубинов. Черные глаза старого мага горели на
хищном лице, плеть свисала из руки, касаясь сапог.
Синяка ежился под его пристальным взглядом. Перед
великолепием Торфинна он терялся, становился жалким. Он зябко
передергивал плечами, шмыгал носом, переминался с ноги на ногу.
И все же Торфинн не счел за унижение трижды повторить ему
свое предложение.
- Ты будешь мне сыном, мальчик, - говорил ему тогда
Торфинн. - В тебе столько силы, что даже я ощущаю трепет, когда
думаю о ней. Я научу тебя читать старинные книги и понимать
смысл их темных иносказаний. Я открою тебе тайны моих
магических кристаллов. Ты увидишь сокрытое, услышишь
несказанное. Вместе мы будем могущественнее, чем Ран на
побережье и Колаксай на севере, страшнее Огненной Старухи и
мудрее Змея Белых Гор. Подумай об этом.
- У меня уже был отец, Торфинн, - сказал Синяка. - Я из рода
Белых Магов.
Тогда Торфинн сказал:
- Напрасно ты так держишься за свой род. Ты был рожден для
того, чтобы спасти Ахен. Белая Магия связала тебя с этим городом,
приковала его к тебе, как ядро к ноге каторжанина. Никогда ты не
сможешь уйти от него далеко. Всегда он будет притягивать тебя. В
моих силах разрубить эту цепь. Если ты уйдешь со мной в иные
миры, ты будешь свободен. Пусть погибнет Ахен, какое тебе дело
до него? Он сам предал свою свободу. Его звезда закатилась, его
время вышло, он сам виновен в том, что с ним произошло. Ты же
видел, как армия сдала Ахен без боя. Город с живой душой
сражался бы до последнего солдата и возродился из пепла на
удивление мирам. Ахенцы же ушли, они бросили свой город на
милость Завоевателей. Зачем тебе эти мертвые развалины?
На это Синяка ответил:
- Даже обреченному дается последняя надежда.
Усталый он тогда был и оттого еще более упрямый.
И Торфинн в последний раз посмотрел на него с непонятной
жалостью.
- Ты не знаешь, мальчик, что означает для тебя эта "последняя
надежда". Будет слишком поздно, когда ты поймешь, что такое -
"спасти Ахен". Будет слишком поздно. Такие, как ты, идут по
своему пути до конца. Поэтому я и говорю тебе: выбери иную
дорогу. Пойдем со мной. Оставь этот город умирать. Поверь, ты
достоин лучшей участи.
Синяка покачал головой.
- Нет, Торфинн.
- Дурак, - своим низким, громовым, как гул водопада,
произнес высокомерный Торфинн. - Нет ничего хуже одиночества.
Кроме меня, никто в этих мирах тебе не ровня.
Синяка пожал плечами. Он думал о тех, кто остался на
Пузановой сопке. Они были его друзьями и, несомненно, ждали его.
А он сумеет принести им немало добра...
Торфинн захохотал.
- Дурак! - крикнул он и скривил рот. - Ты думаешь, что
сможешь прожить среди людишек, греясь у печки и творя со скуки
мелкие чудеса?
- Уходи, Торфинн, - глухо сказал Синяка.
И он остался один посреди бескрайнего болота.
Самоуверенный, гордый мальчишка. Хмуро улыбаясь, смотрел, как
исчезает в темной пасти металлического конуса старый чародей,
как тает замок Торфинна, как удаляется он, постепенно исчезая за
горизонтом, растворяясь в тумане. У синякиных ног булькала и
пузырилась трясина на том месте, где недавно высилась черная
цитадель. И тяжелый голос Торфинна проговорил, словно маг все
еще находился рядом:
- Запомни: нет разницы между Добром и Злом. Есть только
Сила.
Синяка мотнул головой, отгоняя голос, но тот не желал уходить
- спокойный, знающий, сожалеющий.
- Что ж, иди к своим друзьям, Синяка. Посмотри им в глаза. В
их смертные глаза. И тогда решай сам, сможешь ли ты жить под их
взглядами.
Холод окатил Синяку с головы до ног. Он был все еще горд и
хотел скрыть свой страх. И тогда голос Торфинна стал
неожиданно нежным - таким нежным, что в нем послышались
печаль и дрожь сострадания:
- Мой мальчик, мой бедный мальчик, они не потерпят рядом
такого, как ты. Они гордые, они смелые, они смертные. Для них ты
навсегда останешься черной тенью из запредельного мира. Они
прогонят тебя, сынок...
В этот миг Синяка понял, что старый маг говорит ему правду.
Он не знал, что его убедило - мудрость ли и житейская
искушенность странствующего чародея или его добрый, ласковый
голос. Никто никогда не разговаривал с ним так. Никто никогда не
называл его сыном, никто не дорожил его счастьем, не страдал его
болью, не хотел учить книгам. Один только Торфинн был ему
близок и звал с собой. Своими руками Синяка оттолкнул от себя
единственного друга, покровителя, учителя... Что он наделал?
Синяка запрокинул лицо к небу и хрипло закричал:
- Торфинн! Вернись, Торфинн!
В ответ донесся издевательский хохот.
- Дурак! - грохотал Торфинн. - Мальчишка! Сопляк! Ты посмел
отказать мне! Ты сгрызешь себе руки по локоть, когда поймешь, на
что ты обрек себя! О, давно я так не веселился! Гаденыш!
Человеческий выкормыш! Иди, иди к своим дружкам! Иди к людям!
Они скорее примут к себе Косматого Бьярни, чем тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17