Смотря на
этого человека, стоявшего у трапа, я подумал, что если бы он немного
отрастил себе волосы, надел стальную кольчугу на свою могучую грудь, взял
бы боевой топор и кубок из рога, то вполне смог бы позировать для этой
картины. И, между прочим, странная вещь (как сказывается происхождение!):
позже я узнал, что в жилах сэра Генри Куртиса - так звали этого высокого
джентльмена - текла датская кровь. [Представление мистера Квотермейна о
древних датчанах кажется несколько туманным. Насколько нам известно, у
датчан были темные волосы. Может быть, он имел в виду саксов. - Прим.
англ. издателя.] Он очень напоминал мне еще кого-то, но кого - я не мог
вспомнить.
Другой человек, который стоял, разговаривая с сэром Генри, был совсем
другого типа. Я сейчас же подумал, что он морской офицер. Не знаю почему,
но морского офицера сразу видно. Мне приходилось с ними ездить на охоту, и
должен сказать, что они всегда оказывались необыкновенно храбрыми и
симпатичными людьми, каких редко можно встретить. Одно в них плохо: уж
очень они любят ругаться.
Несколько раньше я задал вопрос: что такое джентльмен? Теперь я на
него отвечу: это офицер Британского Королевского флота, хотя, конечно, и
среди них иногда встречаются исключения. Я думаю, что широкие морские
просторы и свежие ветры, несущие дыхание господа бога, омывают их сердца и
выдувают скверну из сознания, делая их настоящими людьми. Но вернемся к
рассказу. Я опять оказался прав. Действительно, этот человек был морским
офицером. Безупречно прослужив во флоте ее величества семнадцать лет,
неожиданно и вопреки его желанию он был зачислен в резерв с чином
капитана. Вот что ожидает людей, которые служат королеве [имеется в виду
английская королева Виктория (1819-1901)]. В полном расцвете сил и
способностей, когда они приобретают большой опыт и знания, их выбрасывают
в холодный, неприветливый мир без средств к существованию. Возможно, что
они и примиряются с этим; что же касается меня, я все же предпочитаю
зарабатывать на хлеб охотой. Денег у тебя будет так же мало, но пинков ты
получишь меньше! Его фамилия - я нашел ее в списке пассажиров - была Гуд,
капитан Джон Гуд. Это был коренастый человек лет тридцати, среднего роста,
темноволосый, плотный, довольно оригинальный с виду. Он был чрезвычайно
опрятно одет, тщательно выбрит и всегда носил в правом глазу монокль.
Казалось, что этот монокль врос ему в глаз, так как носил он его без шнура
и вынимал, только чтобы протереть. По простоте души я думал, что он и спит
с ним, но потом узнал, что ошибался. Когда он ложился спать, то клал
монокль в карман брюк вместе со вставными зубами, которых у него было два
прекрасных комплекта, что часто заставляло меня нарушать десятую заповедь
[десятая заповедь предостерегает людей от зависти], так как своими я
похвастаться не могу. Но я забегаю вперед.
Вскоре после того, как мы снялись с якоря, наступил вечер, и погода
неожиданно испортилась. Пронизывающий ветер подул с суши, спустился густой
туман с изморосью, и все пассажиры вынуждены были покинуть палубу. Наше
плоскодонное судно было недостаточно нагружено, и потому его сильно качало
- иногда казалось, что мы вот-вот перевернемся.
Но, к счастью, этого не случилось. Находиться на палубе было
невозможно, и я стоял около машинного отделения, где было очень тепло, и
развлекался тем, что смотрел на кренометр. Стрелка его медленно
раскачивалась взад и вперед, отмечая угол наклона парохода при каждом
крене.
- Ну и кренометр! Он же не выверен! - послышался рядом со мной чей-то
раздраженный голос.
Оглянувшись, я увидел того морского офицера, на которого уже раньше
обратил внимание.
- Разве? Почему вы так думаете?
- Думаю? Тут и думать нечего! Как же, - продолжал он, когда наш
пароход снова восстановил равновесие после очередного крена, - если бы
судно действительно накренилось до того градуса, который показывает эта
штука, - тут он указал на кренометр, - мы бы перевернулись. Но что еще
можно ожидать от капитанов торгового флота! Они чертовски небрежны.
Как раз в этот момент прозвучал обеденный гонг, чему я очень
обрадовался, потому что если офицер Британского флота начинает ругать
капитанов торгового флота, то слушать его невыносимо. Хуже этого только
одно - слушать, как капитан торгового флота выражает свое откровенное
мнение об офицерах Британского флота.
Мы с капитаном Гудом спустились в кают-компанию и там застали сэра
Генри Куртиса уже за столом. Капитан Гуд сел с ним рядом, я же занял место
напротив. Мы с капитаном разговорились об охоте. Он задавал мне много
вопросов, и я старался давать наиболее исчерпывающие ответы. Вскоре
разговор перешел на слонов.
- Ну, сэр, - сказал кто-то из сидевших недалеко от меня, - вам
повезло: если кто-нибудь может толком рассказать вам о слонах, то это
только охотник Квотермейн.
Сэр Генри, который все время молча прислушивался к нашему разговору,
при последних словах заметно вздрогнул.
- Простите меня, сэр, - тихо сказал он низким басом, именно таким,
какой должен был исходить из таких могучих легких, - простите меня, сэр,
вы не Аллан Квотермейн?
Я ответил утвердительно.
Сэр Генри больше ко мне не обращался, но я слышал, как он тихо
произнес про себя: "Какая удача!"
После обеда, когда мы выходили из кают-компании, сэр Генри предложил
мне зайти к нему выкурить трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14