Ведь ему ничего не стоит изменить имя!
- Об этом я не подумал, - проговорил отец. - Но ты не бойся! Если
даже это и он, если даже он осмелится появиться в дитчингемском приходе,
здесь найдутся люди, которые знают, как с ним поступить. Однако я уверен,
что это не он.
- И слава богу! - ответила мать.
После этого они заговорили, понизив голос, и я понял, что мне не
следует им мешать. Захватив свою тяжелую дубинку, я вышел на тропинку,
ведущую к пешеходному мостику, но тут мать неожиданно окликнула меня. Я
вернулся.
- Поцелуй меня перед уходом, Томас! - сказала она. - Ты, наверное,
удивляешься и спрашиваешь себя, что все это означает? Когда-нибудь отец
тебе все объяснит. А я скажу только одно: долгие годы мою жизнь омрачала
страшная тень, но теперь я верю, что она рассеялась навсегда.
- Если эту тень отбрасывает человек, то ему лучше держаться подальше
вот от этой штучки! - сказал я, со смехом подбрасывая свою тяжелую
дубинку.
- Это человек, - ответила мать. - Однако если тебе когда-нибудь и
доведется его встретить, разговаривать с ним надо не палочными ударами.
- Не спорю, мама, но в конечном счете это, может быть, самый
убедительный довод, с которым согласится любой упрямец, спасая свою шкуру.
- Ты слишком торопишься показать свою силу, Томас, - с улыбкой
сказала мать и поцеловала меня. - Не забывай старой испанской пословицы:
"Кто бьет последним, тот бьет сильнее!"
- Но ведь есть и другая пословица, мама: "Бей, пока тебя не ударили!"
И на этом я с ней простился.
Когда я отошел, уже шагов на десять, что-то словно толкнуло меня, и я
обернулся, сам не зная отчего. Моя мать стояла на пороге перед открытой
дверью. Ее стройная фигура была как бы заключена в раму из белых цветов,
вьющихся по стенам старого Тома, На голове у нее, как обычно, была белая
кружевная мантилья, завязанная под подбородком. Неизвестно почему эта
мантилья на какое-то мгновенье показалась мне издали погребальным саваном.
Я вздрогнул от такой мысли и взглянул в лицо матери. Она смотрела на меня
печально и нежно, словно прощаясь навсегда.
Это был последний раз, когда я ее видел живой.

3. ПОЯВЛЕНИЕ ИСПАНЦА
А теперь я должен вернуться назад и кое-что рассказать о своих
собственных делах. Как я уже говорил, мой отец пожелал, чтобы я стал
врачом. Поэтому, закончив в Норидже школу и вернувшись домой, - в то время
мне шел уже шестнадцатый год, - я принялся изучать медицину под
руководством одного лекаря, который пользовал жителей в окрестностях
Банги. Звали его Гримстон, и был он человеком весьма знающим, а главное -
честным, и поскольку учение мне пришлось по душе, я с его помощью делал
большие успехи. Я усвоил почти все, что он мог мне передать, и отец уже
поговаривал о том, что, когда мне исполнится девятнадцать лет, он пошлет
меня в Лондон для завершения учения. Такие разговоры шли месяцев за пять
до появления испанца. Но судьбе не было угодно, чтобы я попал в Лондон.
Не следует, однако, думать, что я в те дни занимался лишь изучением
медицины. У сквайра Бозарда из Дитчингема, того самого, что рассказал
моему отцу о прибытии испанского корабля, было двое детей: сын и дочка;
все его другие дети - а жена ему их родила немало - умирали в
младенчестве. Так вот, дочку звали Лили, и она была моей сверстницей,
родившейся в том же году, всего на каких-нибудь три недели позже меня.
Теперь Бозардов здесь уже нет, ибо моя внучатая племянница, единственная
внучка сына Бозарда и его наследница, вышла замуж и носит другое имя. Но
это уже между прочим.
С самого раннего возраста все мы - дети Бозарда и дети Винфилда -
жили словно родные братья и сестры. Изо дня в день мы встречались и вместе
играли, будь то на снегу или среди цветов. Трудно сказать, когда я впервые
почувствовал любовь к Лили и когда она полюбила меня; знаю только, что,
когда я отправился в школу в Норидж, с ней мне было тяжелее расставаться,
чем с матерью и всей нашей семьей. Во всех наших играх она была вместе со
мной. Для нее я готов был целыми днями рыскать по всей округе, лишь бы
отыскать те цветы, которые ей нравились. И когда я вернулся из школы,
ничто не изменилось. Только Лили стала застенчивее, да и сам я сначала
как-то оробел, когда заметил, что она из девочки вдруг превратилась в
девушку. Но все равно мы встречались часто, и наши встречи были нам
дороги, хотя никто из нас не говорил об этом ни слова.
Так продолжалось вплоть до дня смерти моей матери. Но прежде чем
рассказывать дальше, я должен заметить, что сквайр Бозард весьма
неодобрительно смотрел на дружбу своей дочери со мной. Происходило это
вовсе не потому, что я ему не нравился, а потому, что он хотел выдать Лили
за моего старшего брата Джеффри, который был наследником всего отцовского
состояния. Мне же он не давал ни малейшей поблажки, так что в конце концов
мы с Лили стали встречаться лишь как бы случайно. Зато мой брат всегда был
в сквайрском доме желанным гостем. Из-за этого между ним и мной появилась
неприязнь: так всегда бывает, если между друзьями, даже самыми близкими,
становится женщина. Надо сказать, что мой брат тоже влюбился в Лили, как
это случилось бы на его месте со всяким, и у него на нее было, пожалуй,
больше прав, чем у меня: ведь он был на три года старше и его ожидало
наследство!
Может показаться, что мое чувство было слишком скороспелым, ибо в то
время я еще не достиг даже совершеннолетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22