Теплый воздух влажен, холодная земля -- суха, это антипатия. Чтобы привести
их в согласие, воздух помещается между огнем и водой, вода -- между землей
и воздухом. Так как воздух является теплым, он прекрасно соседствует с
огнем, а его влажность сочетается с влажностью воды. Опять же, так как его
влажность является умеренной, она смягчает жар огня, получая в свою
очередь помощь от него; с другой стороны, своим умеренным жаром воздух
обогревает влажный холод воды. Влажность воды, согретая теплом воздуха,
смягчает холодную сухость земли" *1). Суверенное могущество пары
"симпатия -- антипатия", предписываемые ею движение и рассеивание
порождают все формы сходства. Так вновь проявляются и разъясняются
три первые типа подобия. Весь объем мира, все соседства пригнанности,
все переклички соперничества, все сцепления аналогии поддерживаются,
сохраняются и удваиваются этим пространством симпатии и антипатии, которое
неустанно сближает вещи и вместе с тем удерживает из на определенном
расстоянии друг от друга. Посредством этой игры мир существует в тождестве
с самим собою; сходные вещи продолжают быть тем, что они являются, а
вместе с тем и похожими друг на друга. То же самое остается тем же самым и
замкнутым на себе. < *1) S.G.S. Fnnotation au Grand Miroir du Monde
Duchesne, p.498.>
2. ПРИМЕТЫ
И тем не менее система не является замкнутой. Разомкнутость
сохраняется: благодаря ей вся система сходств
благодаря ей вся система сходств рисковала бы избавиться от себя
самой или остаться невидимой, если бы новая фигура подобия не
завершала бы круга, делая его одновременно и совершенным, и явным.
П р и г н а н н о с т ь, с о п е р н и ч е с т в о, а н а л о г и я
и с и м п а т и я говорят нам о том, как мир должен замыкаться на
самом себе, удваиваться, отражаться или сцепляться с самим собой
для того, чтобы вещи могли походить друг на друга. Они указывают
нам пути развития подобия, но не место его существования, не
способ его регистрации и опознания. Однако не исключено, что нам
случалось проходить через все это чудесное нагромождение сходств,
даже не догадываясь о том, что оно издавна подготовлено мировым
порядком для нашего величайшего блага. Чтобы узнать, что волчий
корень лечит болезни наших глаз, а растертый с винным спиртом орех
облегчает головную боль, совершенно необходима предупреждающая нас об этом
примета, без которой этот секрет никогда не был бы раскрыт. Разве узнали
бы когда-нибудь, что между человеком и планетой имеется отношение родства
и вражды, если бы на его теле и среди складок его лица не было бы знака
того, что он соперник Марса или родственник Сатурна? Необходимо, чтобы
скрытые сходства были бы зримы на поверхности вещей, нужна видимая примета
для незримых аналогий. Не является ли любое сходство и самым явным, и
самым скрытым одновременно? Действительно, оно не составлено из
соединенных между собой -- и одинаковых, и различных -- частей: оно является
цельным сходством, которое или замечают или нет. И если бы в нем -- или над
ним, или сбоку -- не было определяющего элемента, превращающего его
сомнительное мерцание в ясную уверенность, то сходство было бы лишено
критерия.
Нет сходства без приметы. Мир подобного -- это непременно мир
примет. "Воля Бога не в том, -- говорит Парацельс, -- чтобы сотворенное им
для блага человека и данное ему пребывало сокрытым... И если даже он скрыл
определенные вещи, то он все равно ничего не оставил без внешних видимых
знаков с особыми отметинами -- точно так же, как человек, закопавший клад,
отмечает это место, чтобы его можно было найти" *1). Знание подобий
основывается на определении этих примет и на их расшифровке. Чтобы
распознать природу растений, ни к чему останавливаться на их коре, нужно
идти прямо к их признакам -- "к тени и образу Бога, который они носят в
себе, или к тому внутреннему достоинству, которое дано их небом как
естественное достояние, ...к тому достоинству, говорю я, которое узнается
скорее всего по примете" *2). Система примет переворачивает отношение
< *1) Paracelse. Die 9 Bu^cher der Natura Rerum (Euvres, e^d&
Suhdorff^ IX, p. 393).
*2) Crollius. Traite^ des signatures^ p. 4.>
видимого к невидимому. Сходство было невидимой формой того, что в недрах
мира делало вещи видимыми. Но для того, чтобы в свою очередь эта форма
выявилась, необходима видимая фигура, извлекающая ее из ее глубокой
незримости. Именно поэтому лицо мира покрыто геральдическими гербами,
характерными чертами, знаками и тайными словами -- "иероглифами", как
говорил Тернер *1). Таким образом, пространство непосредственных
сходств становится как бы огромной открытой книгой, испещренной
рисунками, причем вся страница покрыта странными, перекрещивающимися, а
иногда и повторяющимися фигурами, взывающими к истолкованию: "Не правда
ли, что все травы, деревья и прочее, происходящее из недр земли, являются
книгами и магическими знаками?" *2). Огромное, спокойное зеркало, в
глубине которого вещи отражаются, отсылая друг к другу свои образы, на
самом деле шелестит словами. Немые отражения удвоены словами,
указывающими на них. И благодаря последней форме подобия, охватывающей все
другие формы и замыкающей их в неповторимый круг, мир может сравниться с
говорящим человеком; "как тайные движения его понимания проявляются в
голосе, так и травы как будто говорят любознательному врачу своими
приметами, открывая ему... их внутренние качества, спрятанные под покровом
молчания природы" *3).
Между волчьим корнем и глазами существует симпатия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182