То, что эту половинчатость, удушающую половинчатость, невыносимей любого разрыва, Сибилла ставила в вину Рольфу, было, конечно, полным безрассудством, этого даже словами не выразишь, но она, чисто по-женски, все же ставила это ему в вину и порой смотрела на него так (говорит Рольф), словно не могла более выносить его присутствия, и уходила в свою комнату плакать - за закрытой дверью! - а Рольф спускался в погреб и приносил себе пива. Почему же она не брала себе эту свободу, если так в ней нуждалась? Рольф без малейшей иронии задавался таким вопросом. Почему они не уезжали отсюда, бедняжка Сибилла и ее маскарадный Пьеро? Почему не решались на последний шаг? Рольф этого понять не мог. Видимо, не так уж далеко завела их эта страсть, и осенью Рольф почувствовал, что в известной мере поборол себя.
В сентябре, получив назначение, он приступил к исполнению прокурорских обязанностей.
К октябрю дом был достроен. В общем, молодой архитектор был удовлетворен своей работой, хотя и утверждал, что многое теперь бы сделал иначе, но то, что не нравилось ему, нравилось владельцам - Сибилле и Рольфу, - а то, что их расхолаживало, заслужило множество лестных отзывов. В архитектурном журнале появились фото их дома. Как и обещал Штурценеггер, за черным кофе во время своего первого визита, - дом был то, что называется "ультрамодерн". Нельзя сказать, чтобы это не нравилось Рольфу, нельзя и сказать, что правилось. Рольф относился к молодому архитектору предвзято, едва ли не завидуя тому, что его дом, дом Рольфа, заслуживал всеобщее одобрение. Однажды в кафе к Рольфу подошел незнакомый господин и представился как редактор архитектурного журнала, он отметил смелость Рольфа - владельца нового дома, - поздравил его, ни много ни мало, от имени современной архитектуры и вдобавок стал восхвалять молодого Штурценеггера не только за зодческий талант, но и за личные, чисто мужские качества - шарм, безудержную смелость, озорную напористость, размах, актуальность, жовиальность, духовный и чувственный тонус - словом, за все то, что могло отличать не только Штурценеггера-архитектора, но и Штурценегтера-любовника. В такие минуты Рольф чувствовал себя посмешищем, персонажем из комедии Мольера. Сибилла присутствовала при этом разговоре в кафе. Духовный и чувственный тонус, - да, Сибилле тоже так кажется, неужели Рольф с нею не согласен? Между тем как Рольф, человек большого опыта, как личного, так и профессионального, не мог понять, насколько же далеко заходит коварство его жены. Подчас он считал ее способной на все, особенно когда она выглядела такой невинной, - влюбленные женщины всегда мнят себя снова невинными, подобно вечной неувядаемой природе, которую в этот момент они искренне и честно принимают за господа бога... И вот, чувствуя себя идиотом в глазах всего города, Рольф однажды осенним утром отправился "принимать здание". За исключением пустяков, - на них обратил его внимание сам архитектор, - все было в порядке. Где-то не спускались жалюзи - неполадка при монтаже, не больше; дало трещину большое оконное стекло; последние рабочие, маляры, по глупости засорили строительным мусором один из туалетов; не было еще ключей от погреба; около кровати хозяина не был поставлен предусмотренный планом штепсель; зеркало в ванной комнате почему-то висело на десять сантиметров выше, чем следовало, а в саду в последнюю минуту кварцевые плиты перемешали с гранитными - тоже легко исправимая ошибка, и, как водится, еще некоторые недоделки у маляров. Вот, собственно, и все. Рольф тоже не нашел других недочетов. Зацветет или засохнет большая пурпурная катальпа - покажет время. Самая пора выразить сердечную благодарность архитектору, но подходящие слова не шли на ум новому домовладельцу. И когда он молча вышел, запер дом и остановился, оглядываясь по сторонам, точно впервые попал на этот участок или навсегда с ним прощается, молодой архитектор, желая хоть что-нибудь сказать, стал объяснять ему, что значит гарантийный срок, как будто Рольф никогда ни о чем подобном не слышал. Потом они сидели рядом в новой машине прокурора, который, вставив ключ зажигания, забыл включить мотор.
- Я не хотел говорить с вами, - сказал Рольф и надел перчатки, - прежде чем окончательно не успокоюсь. Но теперь, когда я совладал с собой... Штурценеггер, видимо, ни слова не понял. - Вообще, - сказал Рольф, - вы, конечно, правы, по существу все это предрассудок. Я не раз вспоминал забавную историю про эскимоса, которую вы рассказали мне и жене, когда были у нас впервые. Помните? Эскимос предлагает свою жену гостю и оскорбляется, если гость ее не берет, а нам, конечно, кажется невыносимым обратное... Да, все предрассудок... - Рольф давно уже не развивал своих теорий. Кстати сказать, у мужчин они особых возражений, как правило, не вызывали. Молодой архитектор, мужественный, жовиальный, актуальный и т. п., был не глуп, хотя и не понимал, по какому поводу Рольф разразился этой тирадой. Они было отъехали, но теперь снова остановились у шлагбаума. - Неловкость, которую вы испытываете, мне понятна, - сказал Рольф, - в вашем положении я всегда старался избегать подобных разговоров. Они ни к чему не приводят. Но раз уж мы сидим вдвоем в машине... знаете, господин Штурценеггер, мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня дураком! - Наконец, поезд с грохотом пронесся мимо. - Вы полюбили мою жену, так уж случилось, - сказал ослепленный, но тем не менее не теряющий достоинства Рольф, - я понимаю. А моя жена любит вас. Тут уж ничего не поделаешь! И мало что изменится, если вы на будущей неделе улетите в Канаду... - В Калифорнию, - поправил Штурценеггер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145