22. Можете Вы угадать, как ответит Ваш нынешний партнер на эту анкету? И если нет:
23. Хотели бы Вы знать его ответы?
24. Хотели бы Вы, напротив, чтобы партнер узнал, как Вы ответили на эту анкету?
25. Считаете ли Вы отсутствие тайн заповедью брака или Вы думаете, что как раз тайна, которую супруги скрывают друг от друга, их связывает?
"Пройдемся по романам и пьесам последнего времени. Они кишат психопатами, социально опасными типами, изысканнейшими мерзостями и хитроумнейшими подлостями. Действие разыгрывается в боящихся света помещениях, и богатейшая фантазия проявляется во всем, что отмечено гнусностью. Но когда нас пытаются убедить, что все это рождается глубоким возмущением, тревогой и как-то пекущейся о целом серьезностью, мы выражаем не всегда, но часто - обоснованные сомнения".
"А ныне? Мы то и дело встречаем девиз Litterature engagee 1. Но при этом каждый, кто любит поэзию как поэзию, чувствует себя неловко. Она утрачивает свою свободу, она утрачивает истинный, убедительный, неподвластный веяниям времени язык, становится чересчур усердным адвокатом заданных гуманных, социальных, политических идей. И таким образом, мы видим в Litterature лишь вырождение той воли к всеобщности, которая воодушевляла поэтов прошлого".
1 Ангажированная литература (фр.).
"...этот захвативший весь западный мир легион поэтов, чья профессия копаться в мерзостях и подлостях..."
"Если такие поэты утверждают, что клоака - это образ подлинного мира, что сутенеры, проститутки и пьяницы - это представители подлинного, неприкрашенного мира, то я спрашиваю: в каких кругах они вращаются?"
"Вспомним простой и добротный фундамент, на котором построено здание всякой великой культуры".
"Вернемся к Моцарту!"
Эмиль Штайгер * (из речи по случаю присуждения литературной премии Цюриха, 17.12.1966)
1967
Текст для цоколя Розенхофского фонтана
Здесь не покоится
ни великий
цюрихский
мыслитель и
государственный деятель
или мятежник
дальновидный
планировщик
свободы
и т. д.
1967
никто
современник
патриот
реформатор
Швейцарии
XX века
основатель
будущего
что тем не менее наступит
никакой знаменитый беженец
не жил здесь или умер
приблизительно здесь во славу
нашего родного города.
никакой еретик не был
здесь сожжен, здесь не
была достигнута никакая
победа, никакая сага, восслав
ляющая нас, не требует здесь
памятника из камня, здесь
вспомним наши сегодняшние
деяния
этот памятник свободен
1967
здесь не покоится
никакой воин холодной
войны
этот камень, который
на нем, воздвигнут
во времена войны во
ВЬЕТНАМЕ
1967
Допрос I
А. Как ты относишься к насилию как средству политической борьбы? Есть люди, которые, как ты, носят очки и лично избегают драки, но применение насилия в политической борьбе одобряют.
Б. Теоретически.
А. Считаешь ли ты возможным общественные перемены без применения насилия или же ты осуждаешь применение насилия принципиально - как Толстой, которого ты сейчас читаешь?
Б. Я демократ.
А. Я вижу, что ты подчеркнул при чтении. Например: "Самые вредные люди повешены или сидят по каторгам, крепостям и тюрьмам... Казалось бы, чего же еще? А между тем распадение существующего строя жизни именно теперь и именно у нас в России все больше и больше приближается" 1.
1 Толстой Л. Н. ПСС, 1956, т. 37, с. 214.
Б. Написано в 1908 году.
А. Так как ты считаешь себя демократом, то я полагаю, что насилие господствующего класса в царской России тебе кажется неприемлемым.
Б. Да.
А. Считал бы ты в подобных условиях оправданным применение насилия, то есть контрнасилие?
Б. Толстой был против.
А. Я спрашиваю тебя.
Б. У нас нет таких условий. Можем ли мы вообще еще говорить о господствующих классах, как при Толстом, и, значит, о людях, которые, с точки зрения господствующих классов, опасны и подвергаются преследованию насилием, вызывающим контрнасилие? Сегодня у нас положение благополучное, по сравнению с царской Россией, по сравнению хотя бы с Испанией, или Португалией, или Грецией... Опасных, с точки зрения большинства, людей не вешают, едва ли сажают в тюрьмы, разве только они преступают законы; но не из-за их образа мыслей. Из-за образа мыслей человека могут ожидать неприятности, но не более того; осложнение карьеры, но не ссылка, не лишение прав. Возможно, человек потеряет место учителя; увольнение, но не запрет на профессию. Поношение в официальной печати и как следствие - осуждение за столом завсегдатаев кафе, но никак не приговор государственных органов. Свобода мнений гарантируется конституцией. Равно как и право на забастовки; рабочие могут предъявлять свои требования, с ними ведут переговоры, они не крепостные. И если кто-то вообще не хочет работать, он может бить баклуши; никакого принудительного труда. А если кто-то все же желает перемен, он может заявить об этом публично; его не примут в высшую школу, не возьмут на телевидение, возможно, телефон его будет прослушиваться, но он может сказать то, что хочет. У него даже не заберут паспорта. Повторяю: никакого лишения прав. Там, где государство выступает покровителем, такие люди, разумеется, неугодны; это неприятно, но это не насилие; с ними ничего не случается, когда они переходят улицу. Опасные, с точки зрения большинства, эти люди сохраняют даже право голоса; решает большинство. А перед законом все равны, бесправные и всесильные. Если кто-либо из этих людей надеется, что он станет судьей, он ошибается, но из-за этого его не арестуют, не подвергнут преследованиям и т. д., короче говоря: репрессии применяются вполне в рамках правового государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134