- А может, он просто из сортира выходил, - предположил кто-то из
бобби.
- Может быть. Нам-то откуда знать? - сержант посмотрел на часы. -
Пора выгружать его отсюда. Нам остается только звезды благодарить, что
погода такая говенная, иначе бы нас из здания аэропорта засекли.
Он наклонился и подхватил Эббота за ноги.
- Вечно мне более тяжелая работа достается, - проворчал бобби,
стоявший рядом с ним.
- Это потому, что я - сержант, а ты всего лишь младший сержант.
Должна же быть от этого какая-то польза.
Вдвоем они поволокли обмякшее тело по проходу. Остальные командос
прокладывали им путь, вслух пытаясь осмыслить происходящее.
- Тоже мне бандит, взглянуть не на что, - выругался один. - Столько
беготни и ради чего?
- Да уж, - согласилась Чарлин, вернувшаяся из салона первого класса,
чтобы посмотреть на процессию. - А ведь симпатичный парень, черт возьми,
только странный какой-то.
- Посмотрел бы я на тебя, если бы ты с ним в Нуэво-Йорке столкнулась.
Если они, конечно, не свистят.
- Посмотрела бы я на их лица, когда они узнают, как мы с ним легко
разделались.
Все дружно хохотнули и поволокли обвисшее тело вниз по трапу.
Эббота погрузили в стоящий рядом фургон без всяких опознавательных
знаков, внутри его поместили на носилки и тут же крепко привязали. После
этого руки и ноги арестованного закрепили дополнительными ремнями. Две
женщины в белом снимали показания деятельности его жизненных органов. У
них наготове были шприцы, чтобы, если вдруг он проявит какие-либо признаки
пробуждения, тут же продлить его сон.
Под шум дождя двигатель фургона завелся почти неслышно. Позади
торопливо покидали самолет полицейские и боевики, многие из них еще по
дороге к автобусу отстегнули прозрачные шлемы. Они тихо переговаривались,
довольные тем, что операция прошла столь тихо.
Говоря словами одного из них: "Много шума из ничего".

14
Он тонул в глазу Лайзы. Глаз был ярко голубой, будто вспышка.
По-новому голубой, по-ледяному голубой, глупо голубой, как он сказал
как-то раз. Не голубизна удивляла, удивляло, что глаз целиком из воды.
Он упал в него откуда-то сверху, беспомощно размахивая руками, суча
ногами, беспорядочно крутясь в полете, пока наконец не ударился о глазную
гладь и не погрузился сразу метров на десять. Отчаянно барахтаясь, он
устремился назад к воздуху, пока не вынырнул наконец на поверхность глаза.
После этого он до боли в мышцах греб к берегу, изо всех сил
устремляясь к высокому откосу плоти, опоясывавшему жидкость. Глазная гладь
серебрилась в свете луны, сияющей высоко над головой. Слышно было, как
слезы накатывают на далекий берег, и солеными брызгами вздымаются в углах
этого офтальмологического океана и падают в небо, на мгновение заслоняя
серп луны.
Устав плыть, он перевернулся на спину и решил немного отдохнуть. Тут
его взору открылось огромное веко, хрупкие черные ресницы, изгибаясь,
исчезали в ночи, напоминая остов сгоревшего в пожаре иноземного здания.
Ресницы слегка подрагивали. Она плакала.
Что удивительно: даже в темноте вода оставалась ярко-голубой. Это
была та чистая голубизна, которую видно через арктические паковые льды. Он
знал, как тяжело ей дается не моргать, дабы не сокрушить его, и постарался
плыть быстрее, как можно быстрее. Но вода была густая. Она обволакивала,
не пускала. Он устал, так устал, что тогда не выдержал и моргнул сам.
Ночное небо исчезло, и вместо него появилась неясная водянистая мгла.
Эббот не стал целиком открывать глаза навстречу ей, лишь приоткрыл
крошечную щелочку, достаточную чтобы убедиться, что он пришел в себя и
находится в полном сознании.
Вокруг слышались голоса, гулко разносящиеся в воздухе. Незримые тени
произносили неясные слоги. Эббот тихо лежал, прислушивался, подглядывал, и
пелена постепенно спадала с глаз.
Что-то вроде больницы. Итак, он в какой-то больнице. Но это не просто
больница, поскольку на окнах металлические решетки. Выяснилось, что не
поворачивая головы, Эрик может взглянуть на свое тело.
Он увидел, что грудь его перепоясана ремнями, а чуть-чуть пошевелив
ногой, убедился, что и там путы. Один ремень прихватывал бедро, другой
колено, третий голень, а четвертый закреплял лодыжку.
По соседству стояли еще койки. Большинство из них были заняты людьми,
голоса которых он смутно слышал. Некоторые сидели. Многие лежали. Свет
давали длинные люминесцентные трубки, помещенные под высоким потолком.
Стены казались скорее не выкрашенными, а эмалированными в бледно-голубой
цвет. Создавалось впечатление, что это сплошной пластик, но Эрик знал, что
на самом-то деле это краска.
Двое или трое кричали в полный голос, но смысла в этом улавливалось
не больше, чем в предыдущем шепоте. Изредка у изножия его кровати мелькали
люди в белом, не обращая на него ни малейшего внимания. Были среди них и
мужчины и женщины. На белой униформе красовались красные нашивки. Они
напомнили Эбботу стальные прутья, которыми были закрыты высокие окна.
Прошло еще какое-то время, и у его кровати появилось двое новых. Как
только он определил, что они направляются к нему, он тут же закрыл глаза и
постарался застыть в полной неподвижности. Он слышал над собой их дыхание,
кожей ощущал их взгляды у себя на лице.
- Вы в самом деле думаете, что эти ремни необходимы? - спросил вдруг
женский голос.
- Не знаю, доктор, - ответил мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111