Он был совсем маленький; всякая тварь, способная делать скачки длиной в три фута, свободно могла пересечь его тремя такими скачками, но в этот миг, вероятно, по причине застилающего глаза и обманчивого тумана, там, казалось, неистово кишела жизнь, обширная до невероятия, как в капле воды под микроскопом. Но и теперь она не дрогнула, крепко сжимая метлу и, видимо, вдохновляемая некоей возвышенной верой в свою неуязвимость, устремилась вслед за мулом с болтающимся недоуздком, а мул все еще пребывал в процессе этого недвижно-яростного и призрачного исчезновения в тумане, оставляя за собой мечущиеся и разбегающиеся тени девяти домашних птиц, словно девять клочков белой бумаги на ветру, в затихающих звуках, похожих на вой автомобильного рожка, и мужчину, который отчаянно скакал и увертывался. Мужчина этот и был Сноупс; тоже мокрый от сырости, лицо обезумевшее, рот разинут в хриплом крике, щеки сползли вниз, словно табачная жвачка, осевшая за долгие годы, и он кричит:
- Бог свидетель миссис Хейт! Я сделал все, что в моих силах!
Но она даже взглядом его не удостоила.
- Поймайте вон того здоровенного, с недоуздком, - сказала она холодно, с легкой одышкой. - Чтоб духу его здесь не было.
- Само собой! - завопил Сноупс. - Только обождите малость, дайте им успокоиться. Только не спугните их.
- Осторожней! - крикнула старая Хет. - Он снова сюда скачет!
- Несите веревку, - сказала миссис Хейт, опять уже на бегу.
Сноупс в ярости поглядел на старую Хет.
- Да где я ее возьму, эту веревку? - заорал он.
- Да в подполе! - заорала старая Хет, которая тоже не зевала. - Бегите с той стороны, наперехват.
Они с миссис Хейт снова свернули за угол в самое время, чтобы увидеть, как мул с недоуздком опять плыл на облаке кур, которых вновь настиг все там же, потому что они пробежали под домом по прямой, тогда как он бежал по окружности. Свернув в очередной раз за угол, они снова очутились на заднем дворе.
- Разрази меня бог! - крикнула старая Хет. - Он сейчас корову залягает!
Мул, наконец, остановился, и они его догнали. Собственно говоря, из-за угла они прямиком угодили в самую эту живую картину. Корова уже выскочила из коровника на середину двора. Теперь они с мулом стояли нос к носу, в нескольких шагах друг от друга. Неподвижные, пригнув головы и растопырив передние ноги, они словно составляли две симметричные части единого орнамента, который охотно купил бы всякий любитель буколики, а ребенок выудил бы из хлама, наигрался, поставил рядом и позабыл; голова и плечи Сноупса торчали теперь из подпола, где крышка была откинута и рядом все еще стояло ведро с угольями, а Сноупс торчал, будто зарытый в землю по плечи, как вдова, которую по испано-индейско-американскому обычаю хоронят вместе с мужем. Но опять же все это произошло во мгновение ока. Слишком быстро даже для живой картины; такие вещи даже память не может точно запечатлеть. И вот уже человек, корова и мул снова один за другим исчезли за углом, Сноупс мчался впереди, волоча веревку, за ним скакала корова, задрав хвост, прямой и слегка наклоненный, как древко флага на корме корабля. Миссис Хейт и старая Хет тоже бежали мимо открытого, зияющего подпола, где по вдовьему состоянию хозяйки грудами копился всякий хлам пустые ящики на растопку, старые газеты, поломанная мебель и прочее добро, которое ни одна женщина нипочем не выбросит; а еще там была куча угля и смолистых сосновых поленьев, - бежали, и снова повернули за угол, и увидели, как Сноупс, корова и мул, все трое, уже исчезали в облаке обезумевших, вездесущих кур, которые снова пробежали под домом и поспели в самое время. А они бежали, миссис Хейт все в том же суровом, непроницаемом молчании, а старая Хет по-детски удивленная, живая и радостная. Но, когда они опять очутились перед домом, там уже не было никого, кроме Сноупса. Он лежал на животе, пытаясь привстать на растопыренных руках, пиджак при падении завернулся ему на голову, и из-под него выглядывало его лицо с отвисшей челюстью в исступленной безмятежности, словно карикатура на упавшую монахиню.
- Где они? - крикнула Сноупсу старая Хет. Он не ответил. - Догоняют? крикнула она. - Они опять на заднем дворе!
Да, они и впрямь уже были там. Корова, видать, хотела вернуться в коровник, но поняла, надо думать, что взяла слишком большой разгон и, позабыв всякий страх, вдруг круто повернула назад. Только этого они не видели и мула не видели тоже, он уже свернул, чтоб не налететь на корову, и они услышали только треск и грохот, когда мул поворотил, споткнулся о крышку подпола и поскакал дальше. Когда они подоспели, мула уже не было. И ведра с угольями тоже не было, но они этого не заметили; только корова стояла посреди двора, там же, где и раньше, неподвижная, шумно дыша, растопырив ноги и пригнув голову, словно ребенок вернулся и убрал одну из своих брошенных игрушек. Они побежали дальше. Миссис Хейт теперь бежала тяжело, хватая ртом воздух, лицо у нее было цвета мастики, и одной рукой она держалась за грудь. Они обе уже выдохлись и теперь бежали так медленно, что мул, огибая дом по третьему разу, нагнал их сзади и перепрыгнул через них, не сбавляя прыти, только грянул короткий, дробный, дьявольский грохот копыт, как насмешливый окрик, повеяло едким запахом пота, резко и отрывисто, и он исчез. Но они упрямо свернули за угол в самое время, когда ему удалось все-таки окончательно исчезнуть в тумане; они услышали, как стук его копыт, отрывистый, дробный, словно короткая издевка, прокатился по булыжной мостовой и замер вдали.
- Ну-с, - сказала старая Хет, остановившись. Она тяжело дышала, сияя радостью. - Тише, друзья мои!
1 2 3 4 5 6