сказал Квентин.
– Раз я велю, ты должен кушать, – сказала Кэдди. – Правда, Дилси?
Пар идет от мисочки в лицо, рука Верша окунает ложку, и от пара щекотно во рту.
– Я не хочу больше, – сказал Квентин. – Какой же званый ужин, когда бабушка больна.
– Ну и что ж, – сказала Кэдди. – Гости внизу, а она может выйти и сверху глядеть. Я тоже надену ночную рубашку и выйду на лестницу.
– Это мама плакала, – сказал Квентин. – Правда, Дилси?
– Не докучай мне, голубок, – сказала Дилси. – Вот вас покормила, а теперь еще ужин готовить для всей компании.
Скоро даже Джейсон кончил есть. И заплакал.
– Твоего голоска не хватало, – сказала Дилси.
– Он каждый вечер хнычет – с тех пор как бабушка больна и ему нельзя у нее спать, – сказала Кэдди. – Хныкалка.
– Вот я расскажу про тебя, – сказал Джейсон.
Плачет.
– Ты уже и так рассказал, – сказала Кэдди. – А больше тебе нечего рассказывать.
– Спать вам пора, вот что, – сказала Дилси. Подошла, спустила меня на пол и теплой тряпкой вытерла мне рот и руки. – Верш, проводи их наверх черным ходом, только тихо. А ты, Джейсон, перестань хныкать.
– Еще не пора спать, – сказала Кэдди. – Мы никогда так рано не ложимся.
– А сегодня ляжете, – сказала Дилси. – Папа велел вам идти спать сразу, как поужинаете. Сами слышали.
– Папа велел меня слушаться, – сказала Кэдди.
– А я не буду тебя слушаться, – сказал Джейсон.
– Еще как будешь, – сказала Кэдди. – Теперь идемте все и слушайтесь меня.
– Только чтоб без шума, Верш, – сказала Дилси. – Сегодня, дети, будьте тише воды, ниже травы.
– А почему? – сказала Кэдди.
– Мама ваша нездорова, – сказала Дилси. – Идите все за Вершем.
– Я говорил, мама плакала, – сказал Квентин. Верш поднял меня на спину, открыл дверь на веранду. Мы вышли, и Верш закрыл дверь. Темно, только плечи и запах Верша. «Не шумите. – Мы еще погуляем. – Мистер Джейсон велел сразу наверх. – Он велел меня слушаться. – А я не буду тебя слушаться. – Он всем велел. И тебе Квентин.» Я чувствую затылок Верша, слышу всех нас. «Правда, Верш? – Правда. – Вот и слушайтесь. Сейчас пойдем немножко погуляем во дворе. Идемте». Верш открыл дверь, мы вышли.
Сошли по ступенькам.
– Давайте отойдем подальше, к Дилсиному дому. Оттуда нас не слышно будет, – сказала Кэдди. Верш спустил меня на землю. Кэдди взяла мою руку, и мы пошли по кирпичной дорожке.
– Идем, – сказала Кэдди. – Лягушка ускакала. Она давно уже в огороде. Может, нам другая встретится.
Роскус несет ведра с молоком. Пронес мимо. Квентин не пошел с нами. Сидит на ступеньках кухни. Мы идем к дому, где Верш живет. Я люблю, как там пахнет. Горит огонь. Ти-Пи присел – рубашка подолом до полу, – подкладывает, чтобы сильней горело.
Потом я встал, Ти-Пи одел меня, мы пошли на кухню, поели. Дилси стала петь, и я заплакал, и она замолчала.
– Иди гуляй с ним, только подальше от дома, – сказала Дилси.
– Туда нам нельзя, – говорит Ти-Пи.
Мы играем в ручье.
– Туда нельзя, – говорит Ти-Пи. – Слышал, мэмми не велела.
В кухне Дилси поет, я заплакал.
– Тихо, – говорит Ти-Пи. – Идем. Пошли к сараю.
У сарая Роскус доит. Он доит одной рукой и охает. Птицы сели на дверь, смотрят. Одна на землю села, ест с коровами. Я смотрю, как Роскус доит, а Ти-Пи кормит Квини и Принса. Теленок в свиной загородке. Тычется мордой в проволоку, мычит.
– Ти-Пи, – позвал Роскус. Ти-Пи отозвался из сарая: «Да». Фэнси выставила голову из стойла, потому что Ти-Пи еще не кормил ее. – Скорей управляйся там, – сказал Роскус. – Придется тебе додоить. Правая рука совсем уже не действует.
Ти-Пи пришел, сел доить.
– Почему ты к доктору не сходишь? – сказал Ти-Пи.
– Доктор тут не поможет, – сказал Роскус. – Место у нас такое.
– Какое-такое? – сказал Ти-Пи.
– Злосчастное тут место, – сказал Роскус. – Ты кончил – впусти теленка.
«Злосчастное тут место», сказал Роскус. Позади него и Верша огонь вставал, падал, скользил по их лицам. Дилси уложила меня. Постель пахла Ти-Пи. Хорошо пахла.
– Что ты в этом смыслишь? – сказала Дилси. – Озаренье тебе было, знак был даден, что ли?
– Не надо озаренья, – сказал Роскус. – Вот он, знак, в постели лежит. Пятнадцать лет, как люди видят этот знак.
– Ну и что? – сказала Дилси. – Ни тебе, ни твоим вреда он никакого не принес. Верш работает, Фрони замуж выдана, Ти-Пи подрастет – заступит тебя, как вовсе ревматизмом скрутит.
– Двоих уже взял господь у них, – сказал Роскус. – Третий на очереди. Знак ясный, сама не хуже меня видишь.
– В ту ночь сова ухала, – сказал Ти-Пи. – Еще с вечера. Налил я Дэну похлебки – так и не подошел пес. Ближе сарая ни в какую. А только стемнело – завыл. Вот Верш тоже слышал.
– Все мы на той очереди, – сказала Дилси. – Покажи мне человека, чтобы вечно жил.
– Не в одних только смертях дело, – сказал Роскус.
– Знаю я, о чем ты, – сказала Дилси. – Вот будет тебе злосчастье, как скажешь ее имя вслух – сам будешь сидеть с ним, успокаивать.
– Злосчастное тут место, – сказал Роскус. – Я с самого его рожденья заприметил, а как сменили ему имя, понял окончательно.
– Хватит, – сказала Дилси. Выше укрыла меня одеялом. Оно пахло Ти-Пи. – Помолчите, пусть заснет.
– Знак ясный, – сказал Роскус.
– Ага, знак, что придется Ти-Пи всю твою работу делать за тебя, –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95