«Ты нас убил!», выпустил заряд в лицо офицеру.
6

«Сан-Франциско,
14 апреля 1919 года.
Дорогая Маргарет, Получил ваше письмо, хотел ответить раньше, но как-то забегался. Оказалось, она неплохая девчонка, мы здорово повеселились, нет, она не красавица, но выходит хорошо на фото – хочет итти в кино. Ей один режиссер сказал, такой фотогиничной девочки он еще не видал. У нее своя машина и танцует она чудно, но, конечно, я с ней только развлекаюсь, она для меня слишком молода. Чтоб любить вечно. Нет, на работу я еще не устроился. Эта девушка учится в Университете, говорит, чтоб я туда поступил в будущем году. Может, и поступлю в будущем году. В общем новостей больше нет, я немного летал, а больше танцевал и вообще шатался. Сейчас мне надо итти на вечеринку, а то я бы написал побольше. В другой раз побольше напишу, это уж в другой раз, всем от меня привет всем знакомым.
Ваш искренний друг
Джулиан Лоу».

7
Мэгон любил музыку, поэтому миссис Уорзингтон и прислала за ними свою машину. Миссис Уорзингтон жила в большом красивом старинном здании – ее муж, умерший вовремя, завещал ей этот дом, оставив в придачу бесцветного родственника со вставными челюстями и без определенных занятий. Этот родственник не выговаривал ни одной буквы (его стукнули по зубам топором в азарте игры в кости во время испано-американской войны). Может быть, потому он ничем и не занимался.
Миссис Уорзингтон слишком много ела и страдала от подагры и оскорбленного самолюбия. И для священника и для всей паствы такая прихожанка была нелегким бременем. Но у нее были деньги – верное лекарство от всех недугов, душевных и телесных. Она проповедовала женское равноправие, но лишь постольку, поскольку женщины давали ей право диктовать им эти их права.
На родственника никто не обращал внимания. Впрочем, иногда его жалели.
И вот она послала за ними свою машину, миссис Пауэрс с Мэгоном уселись сзади, Гиллиген – рядом с негром-шофером, и машина плавно покатила под вязами; они видели звезды в ясном небе, вдыхали запах весенней зелени, слышали ритмичный шум, вскоре ставший музыкой.
8
Эти дни, весной 1919 года, были днями Младшего Брата, того мальчика, который по молодости лет не успел повоевать. Два года он испытывал одни огорчения. Конечно, девушки дружили с ним, ввиду отсутствия мужчин, но так свысока, так равнодушно. Все равно, что грешить с красивой женщиной, которая все время методично жует резинку. О, военный мундир! О, тщеславие! Да, с ним дружили, но чуть только на горизонте появлялся мундир – его отставляли.
В те дни люди в мундирах еще ходили на собственных ногах: они были не только в моде, окружены ореолом романтики, они еще здорово умели тратить наличные деньги, а потом уезжали так далеко, так быстро, что не успевали никому ничего насплетничать. Конечно, было глупо, что одним мундирам приходилось отдавать честь другим, но в этом был и свой шик. Особенно если тебе попался мундир, которому полагалось отдавать честь. И одному Богу известно, сколько женских сердец могла разбить пара крыльев на кителе летчика.
А какие шли кинокартины!
Прекрасные, чистые девушки (американки), в послеобеденных или вечерних туалетах (надетых, должно быть, по указанию штабов), заблудившись в покинутых траншеях, попадали в плен к прусским гусарам, в парадной форме, с пропусками, подписанными Беласко: куртизанки, в парижских платьях, деморализовали штабы целых бригад, завлекая лейтенантов с картинными профилями и складкой на бриджах, которых генералы подозревали в шпионаже в пользу Германии, а красивые старые генералы, которых эти лейтенанты тоже подозревали в шпионаже и пользу Германии, испепеляли друг друга взглядами над ее томно распростертым телом, в то время как комики-капралы развлекали стройных сестриц Красного Креста (американок), не занятых никаким делом. Все француженки были либо маркизами, либо шлюхами, либо германскими шпионками, иногда и тем и другим, иногда всем зараз. Маркиз можно было отличить сразу: на них были деревянные сабо, так как свои башмаки, вместе со всем гардеробом, они жертвовали в пользу французской армии, оставив себе только пару сережек с бриллиантами по сорок карат. Все сыновья этих маркиз, летчики, находились в боевом вылете с прошлого четверга, что причиняло маркизам некоторое беспокойство. Но им покровительствовали профессиональные проститутки, в то время как германские шпионки любезничали с генералами.
Но одна куртизанка (очевидно, тоже выполняя приказ штаба бригады) спасает весь сектор своими женскими чарами, после того как орудия оказались бессильными, и все кончается небольшим пикником около картонной землянки, где сидит армия, с выкладкой фунтов в шестьдесят на каждого, и весь личный состав – три человека – курит сигареты, а прусская гвардия скрежещет на них зубами из расположенной неподалеку картонной траншеи.
Потом появляется капеллан, который в доказательство того, что солдаты его обожают, – он для них свой парень! – отпускает двусмысленные шуточки про дом, мамашу и прелюбодеяния. Огромный новый флаг подымается над землянкой, и враг без толку палит в него из винтовок 22-го калибра. И наши солдаты кричат «Ура!» под командой капеллана.
– Скажите, – спросила красивая подкрашенная девушка, не слушая, что ей говорит Джеймс Лоу, прослуживший два года пилотом французской истребительной авиации, – какая разница между американским асом и французским или британским летчиком?
– Фильм частей на шесть больше, – угрюмо буркнул Джеймс Лоу («Ох, какой он скучный! Где это миссис Уордл откопала его?»), сбивший в свое время тринадцать вражеских самолетов и дважды потерпевший аварию, что дало ему одиннадцать очков, к счастью не посмертно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90