..
случайность...
Он попытался раскланяться, широко разведя руки, но начал падать. С
трудом удержавшись за борт бочки, он устоял на ногах. Эта бессильная
попытка взбесила его, и он взвыл:
- Как же я ненавижу эти нелепые случайности!
Он направился к Брюсу.
- Как же я ненавижу вас всех!
Силы постепенно оставляли его, и он замедлил шаг.
- Ненависть сжигает меня. Она горит у меня вот здесь, - он прижал
руки к груди, и они тут же окрасились пурпуром, который хлынул из его
длинного утиного носа, унося с собой остатки жизни.
- Очень жжет, - проговорил он, глядя на дымящуюся воду бассейна. -
Может лучше хлебнуть глоток холодной воды?..
Сдавленный крик вырвался из груди Пингвина, и он рухнул на плиты, не
дойдя до воды всего несколько шагов.

Где-то в стороне послышались странные цокающие звуки. Брюс оглянулся,
ища глазами их источник.
В уцелевшей от кошмара разрушения бетонной стене открылась потайная
дверь. Тяжелый каменный блок ушел в сторону, открывая темный провал
какого-то помещения.
Цоканье усилилось. И вот на обугленные плиты площадки над злополучным
бассейном ступили гигантские императорские пингвины. Таких больших птиц
Брюс не видел никогда в жизни. Они были ростом с невысокого человека,
необычайно толсты и неповоротливы.
Семеня широкими перепончатыми лапами, они появились из густого мрака,
царившего за дверью, громко цокая длинными клювами, поднятыми вверх.
Белоснежный живот и безукоризненно черные фрачные спины придавали им
торжественный вид. Огромные ласты крыльев мерно покачивались в такт
тяжелым шагам.
Построившись в две ровные колонны, пингвины заковыляли к лежащему на
обгорелом бетоне телу Пингвина. Они выстроились возле него по обе стороны
и, запрокинув головы, принялись петь долгую печальную песню, треща и
посвистывая.
На мгновение Брюсу показалось, что он различает слова.
Пингвины поочередно наклоняли над телом головы и слегка касались
клювом мертвой спины. Все это было очень похож на прощание домочадцев с
телом любимого родственника, безвременно покинувшего этот мир.
Звуки отражались от остатков стен, кружились, парили и медленно
поднимались вверх, к черному покрывалу зимнего неба.
Окончив панихиду, пингвины сгрудились вокруг покойного и, поднимая
лапки, начали аккуратно подталкивать его распластанное тело к краю
бассейна. Они отчаянно трудились, помогая себе длинными носами и упираясь
в труп белыми манишками своих важных фрачных костюмов.
Тело плавно сошло в воду и, разбросав легкие волны по бордово-черной
глади, поплыло, оставляя за собой пенный кровавый след. Из носа все еще
текла кровь, она смешивалась с распустившимися шнурами волос, закрывая
багряной пеленой лицо Пингвина. Через мгновение тело начало медленно
погружаться в бездонный мрак бассейна.
Пингвины расправили ласты и уже в полной тишине взмахивали ими, будто
посылали последний привет уходящему в небытие.
Комбинезон Пингвина еще несколько мгновений слабо просматривался
через муть воды, после чего исчез в темноте, выбросив на поверхность
несколько гигантских воздушных пузырей. В свете оранжевых догорающих огней
они блеснули радужными бликами и лопнули.
Пингвины склонились над водой и долго стояли у ее кромки, не делая ни
малейшего движения, и на их черных смоляных масках блестели то ли капельки
прозрачной, неизвестно откуда взявшейся этом грязном подземелье воды, то
ли...
- Мои малютки... - услышал Брюс далекое эхо...

Шел снег. На улицах было пусто и тихо. Снег валил и валил огромными
мягкими хлопьями, заметая сонные улицы. Город был погружен в теплый
спокойный сон Рождественской ночи. Громады узких высоких домов лишь
кое-где светились желтыми точками бессонницы. Одиноко мигали на
перекрестках замерзшие светофоры.
Черный лимузин, выпущенный еще в начале века, сверкнув полировкой и
хромом больших навесных фар, выехал из-за поворота и медленно, словно
танцуя, поехал по нетронутому снегу Пятой авеню. Он двигался почти
бесшумно, как привидение.
Сидевший за рулем машины Альфред поправил котелок и, тяжело вздохнув,
продолжил всматриваться в пустую дорогу, ярко освещенную фонарями и
цветными рекламами магазинов. Было видно, что какая-то мысль не дает ему
покоя.
Брюс сидел на заднем сиденье, откинувшись на спинку, и задумчиво
смотрел на пустынные тротуары и провалы темных подворотен, проплывавшие
перед его глазами.
Альфред поднял голову и взглянул в зеркальце заднего вида. Брюс
поймал на себе его взгляд и, тяжело вздохнув, поднял брови. На его лбу
пролегли морщинки.
- Не надо так мрачно, Альфред.
- Не спорьте, мистер Вейн. Посмотрите, как спокойно на улицах. Идет
снег. Рождество. И в каждом доме праздник. Хорошо.
- Действительно, хорошо, - согласно кивнул Брюс.
- Но только для нас я ничего хорошего не вижу. Ведь прошло всего
несколько часов, а о вас уже забыли, и у вас опять меланхолия, и мы все
равно не дома, а колесим неизвестно зачем по этим белым улицам.
Немного помолчав, он продолжил:
- Мистер Вейн, неужели вам нравится такая жизнь?
- Нравится? Пожалуй, нет. Тем более, сегодня. И я тебя прошу,
старина, не делай вид, что тебе так хочется домой. Там пусто. И ты это
тоже знаешь. Мрачный замок, холодные сырые подземелья, костюмерная...
Штаб-квартира.
- Мистер Вейн, а почему же все-таки она ушла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119