Теперь
вижу, что шел напрасно. Еще я хотел извиниться перед тобой за то, что ос-
тавил тебя тогда. Ты ненавидишь меня? - Арина молчала. - Презираешь? Что
ж, наверное есть за что.
- Я давно простила тебя, Гоша.
- Вот как, - тускло отозвался он. - Спасибо.
- Ступай себе с Богом. И не приходи больше.
Гоша повернулся и побрел прочь. Вот так. Он пришел туда, откуда не
возвращаются, чтобы вызволить Арину, а она даже не открыла для него воро-
та. Зачем же он шел? А для себя он шел. Остался тогда на душе осадок, ко-
торый хотелось смыть, и вот вроде бы все разрешилось благополучно, а оса-
док не исчез, а стал еще гуще и тяжелее. Он остановился, постоял, раздумы-
вая, потом топнул ногой и сказал вслух:
- И ладно. И хорошо. Мать игуменья? Ну и отлично. Что я, в конце кон-
цов, страдаю? А провались оно все к такой-то матери! Она меня давно прос-
тила. Ха! Да не за твоим прощением я сюда шел, черт возьми! Я вытащить те-
бя отсюда хотел. А тебя не надо вытаскивать. Ты уже успела состариться
тут. Ну и ладно. Ну и живи. И ради Бога.
И он зашагал по дороге, стараясь не думать ни о чем, и скоро понял,
что идет в другую сторону, остановился, хотел было повернуть назад, да
вспомнил слова Пороховницына: "Город везде. Он вокруг." И на плане у Ерма-
кова был нарисован квадрат. И он пошел дальше. Не все ли равно, где прохо-
дить через стену.
Вдали показался лес, не отдельная роща, а именно лес. Местность немно-
го понижалась к лесу, и Гоша увидел речку. Хоть какое-то разнообразие в
пейзаже. Возле реки стояло несколько бревенчатых приземистых домов. Дере-
венька. Маленькая, но все же деревенька. Люди. Ладно, вперед.
Речка оказалась маленькой, собственно, речкой ее назвать нельзя, это
скорее большой ручей, заросший ивняком. Дома огорожены высокими заборами,
сколоченными из разнокалиберных досок. Гоша подошел поближе и за забором
тотчас загремела цепь и послышался низкий собачий лай. Гоша взялся за мед-
ное кольцо в калитке и стукнул три раза. Собака захлебывалась лаем и рва-
лась с цепи. Калитка распахнулась и Гоша оторопел. Перед ним стояла Белка,
в простеньком ситцевом платье, в огромных резиновых сапогах - ни дать ни
взять деревенская девчонка, загорелая и улыбающаяся.
- Белка! - ахнул он.
- Крутой парень! - вскричала Белка и бросилась ему на шею.
Он обнимал ее худое тело и чувствовал, что сейчас заплачет. Жива. Жи-
ва! Господи, как хорошо, что ты жива!
- Пойдем отсюда, - сказала Белка. - Туда, к реке.
Она схватила его за руку и потащила прочь от дома. Они сели на берегу
вдалеке от деревеньки.
- Белка, - сказал Гоша, радостно улыбаясь, - ты жива.
- А почему я должна быть не жива?
- Ну, как же? Я пришел в квартиру - дверь выломана, в вашу комнату -
тоже, кровь на полу...
- Ты искал меня, да? Я тогда задержалась на работе, иду домой, а Кит
хватает меня за руку и тащит в сторону, говорит, что всех наших взяли.
- Кит? Он тоже жив?
- Жив, жив. Он остался в Городе, а я пошла сюда, за тобой.
- За мной?
- Ну да. Кит сказал, что вы с подружкой направились в Светлый квартал.
Ну и я за вами. Думаю, что мне делать в Городе-то? Думаю, найду тебя и
отобью у подружки твоей. Я же видела, как ты на меня смотрел.
- Я не пошел тогда в квартал. Арина пошла, а я нет.
- Так значит ты только сейчас сюда попал?
- Ну да. Я и не чаял встретить тебя. Думал, тебя расстреляли.
- Подружку свою искал?
- Искал.
- Она теперь игуменья в монастыре.
- Видел. Даже ворота не открыла.
- Еще бы. Женская обитель. Пусти туда мужика, и все монахини полезут
на него - голодные ведь. Не завидую я тому мужику, который попадет туда.
- Ну, так уж...
- А ты думал. Сексуальный пост - это же противоестественно. Точно го-
ворю. Меня чуть было не занесло к ним, вовремя опомнилась. Вот жизнь у
них, а? Дома грешат напропалую, а здесь грехи замаливают. Слушай, па-
рень... Тебя как зовут-то?
- Гоша.
- А меня - Валя. Белкой меня тут не зовут. Слушай, Гоша, зря ты сюда
пришел. Я тут уже восемь месяцев. Это кошмар! Представляешь, заснешь здесь
и оказываешься дома, заснешь дома и оказываешься здесь. Я уже не могу так,
я с ума скоро сойду. Здесь - тоска смертная, я тут в работницах - вкалываю
от зари до зари, дом, поле, скотина. Я - городской житель, я не привыкла в
деревне, не хочу я здесь. Да ладно бы, можно немного и так пожить, но я
уже больше не могу - там и здесь, там и здесь. Там одно, здесь другое. Я
выспаться хочу, просто выспаться, без сновидений, а заснешь - и снова
здесь. Надоело. У них тут ни тебе телевизора, ни развлечений, приходят до-
мой, пожрут и спать. Встали - поперлись работать. Сегодня выходной, дрых-
нут все, храп стоит, как только дом не развалится. Уведи меня отсюда. Уй-
дем куда-нибудь, хижину построим и заживем. А?
- Мы вернемся в Город.
- В Город? Да как? Я уж тыкалась в стену, тыкалась - ни фига.
- У меня есть динамит.
- Ну? Ну, ты крутой парень. Собираешься взорвать стену? Здорово. Никто
не пробовал. Они же тут все добровольцы, их такая жизнь устраивает, с чего
бы им стену ломать. Я с тобой.
- Идем. Прямо сейчас.
- Погоди. Записку хоть напишу, чтоб не искали.
- Стой. Проснется еще кто, не отпустят.
- Не отпустят? Пусть попробуют. Я им такую жизнь устрою... Отпустят.
Здесь никого не принуждают, не беспокойся. Да я быстро, ты посиди здесь. Я
мигом. Жратвы прихвачу. Жди.
Она убежала, бухая сапожищами. Вернулась через десять минут, в джин-
сах, в клетчатой рубахе и кроссовках, тоненькая, стройная, улыбающаяся.
В руке она держала полотняный мешок. Гоша сложил принесенные ею хлеб, са-
ло и овощи в свой сидор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9