Мальчик и девочка. Просто и мечтать о большем нельзя. Мальчик и девочка. Гоша поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы никакие родители не пришли сюда, и он покачал
Головой, прошептал: «Дурдом». Если раньше он прислушивался, не раздастся ли требовательный стук в дверь, с надеждой, то сейчас думал об этом со страхом. И ему хотелось, чтобы в дверь никто не постучал! Он встал, вышел в комнату, выключил свет и телевизор, постоял в полумраке. Да, пожалуй, если в дверь все-таки постучат, он воспримет это не с облегчением. Далеко не с облегчением! Пришла Валя.
— Угомонились? — спросил Гоша.
— Ну, разве ты не знаешь, что они еще долго лежат и рассказывают друг другу разные истории? Гоша вздохнул, взял ее за руку и отвел на кухню.
— Садись, мать, — сказал он и усмехнулся. — Давай выпьем.
— М-да, — сказала Валя. До нее дошло, что она никак не может знать, как ведут себя дети после того, как она пожелает им спокойной ночи, но почему-то знает. — Давай, отец, выпьем.
Они засмеялись, выпили.
— Десять часов, — сказала Валя. — Ну когда они придут-то?
— Кто?
— Как кто, родители.
— Они не придут, — сказал Гоша, и Валя уставилась на него большими глазами. — Да, не придут. И знаешь почему? Потому что они уже здесь! — Гоша похлопал себя по груди. — Брось, не делай такие глаза. Ты давно уже все поняла, только боишься признаться. Нет у них других родителей, кроме нас.
— Мама, — тихо сказала Валя.
— Вот-вот. Мама — это ты. А я — папа.
— Брось, не смешно.
— Не смешно, — согласился Гоша. — Лучше скажи, что дальше будем делать? Я теперь понял, чем Черный квартал затягивает. Не знаю как других, а нас с тобой — детьми.
— Послушай. Ты можешь отличить живот рожавшей женщины от живота не рожавшей?
— Ты к чему это? — опешил он.
— Ну можешь или нет? Ответь.
— Ну… думаю, что смогу.
— Посмотри! — она встала, задрала свитер, показывая свой живот.
— Ну… вижу. У тебя очень красивый живот. Я тебе всегда говорил…
— Да я не об этом. По животу видно — я рожала или нет?
— Ну, не рожала.
— То-то! Я этих детей не рожала! Понимаешь? Не ро-жа-ла!
— Да я понимаю, — мягко сказал Гоша, — Я все понимаю. Ну, раз ты не рожала, а я тоже здесь как-то ни при чем, то пошли.
— Куда?
— Как куда? Отсюда. — Гоша вскочил, взял ее за руку. — Из квартала этого. Ну, вставай, вставай. Что сидишь, глазами хлопаешь? Вставай, и пошли. Дорогу и в темноте найдем. Да, я в шкафу фонарики видел, работают небось. Ну?
— Сядь, — сказала Валя. Гоша сел, опустил голову.
— Пошли, как же! — Валя посмотрела на него сердито. — Я же не к тому веду. А к тому, что я не рожала этих детей.
— Так ведь это же виртуальный город.
— Все равно. Тут тоже ничего просто так не происходит, мог бы и заметить. Ладно. Этих детей я не брошу.
— Я — тоже!
— Ну вот и хорошо. Если уж уходить отсюда, то вместе с ними.
— Вот так, да? Правильно! — Гоша разлил остатки водки, получилось по полрюмки. — Ладно, давай по последней и спать. А то я что-то устал.
— Мы с тобой дураки, — неожиданно сказала Валя. — Почему мы не хотели детей там, в жизни? Помнишь, как радовались каждый месяц, что я не беременная? А чему радовались, спрашивается? Не этому нужно было радоваться! Эх… — На глазах у нее появились слезы. — Родила бы тебе девчонку. А потом мальчишку. Маша и Петька. А?
— Ладно, что ты, — Гоша накрыл ее ладонь своей. — Не огорчайся. Ну дураки были, ну что же. Еще не поздно все исправить.
— Как это? Еще детей нарожать, что ли? Вон, двое уже есть. Их бы прокормить.
— Я не о том, — Гоша покачал головой, улыбнулся. — Я о том, что мы с тобой разошлись.
— Да? Ты думаешь? — Она взглянула на него сквозь слезы. — Правда?
— Да, думаю. Я люблю тебя.
— А я — тебя.
— Ну так что? За любовь? Они выпили за любовь и вышли из кухни обнявшись.
Утром Гошу разбудило громкое сопение. Кто-то ворочался рядом, пинал его ногами и пыхтел. Гоша с трудом повернулся под одеялом. На него смотрели две пары блестящих глаз.
— Так! — сказал он, прочищая горло, стараясь быть строгим, хотя его так и подмывало улыбнуться. — Это что за нападение? Что за вурдалаки? — Он увидел наставленные на него детские пальчики, изображающие пистолеты. — Ну ладно, сдаюсь, сдаюсь. Захватили врасплох, что же делать. Какое будет наказание?
— Разрешишь нам поваляться в вашей постели, — пропыхтел Петька.
— Ладно, только не драться за жизненное пространство. Где мама?
— На кухне, — ответила Маша. — Готовит что-то обалденно вкусное. М-м-м…
— Ладно, — сказал Гоша, вставая. — Валяйтесь, пока я умываюсь. Но потом — бегом в ванную физиономии отмывать. Ясно?
— Ясно, — ответили дети хором, барахтаясь в постели.
Гоша сделал два шага по направлению к ванной, когда из-под одеяла высунулась лохматая Петькина голова:
— Пап, а от чего ее нужно отмывать-то — физиономию? Вчера вечером же мылись.
Гоша погрозил пальцем, и голова спряталась под одеяло. Гоша умылся, оделся, выгнал детей из постели, отправился на кухню, откуда пахло чем-то вкусным, подошел к Вале сзади, обнял. Она повернулась, обхватила его шею руками.
— Дура я была, — сказала через минуту. — Что ушла от тебя.
— Угу, — промычал Гоша, жуя только что стащенный кусок колбасы. — Я тоже дурак был, что отпустил тебя.
— Не хватай со стола! — закричала Валя, — Мало мне этих архаровцев, так еще и ты! Ну вот. Губы хоть вытри, чудо! А то целоваться лезешь.
Потом они ели яичницу с колбасой, пили чай, потом отправили детей в детскую застилать постели и наводить порядок.
— Валя, — сказал Гоша. — Надо выбираться отсюда.
Валя села на табурет, сложила руки на коленях.
— Да? Ты думаешь — надо?
— А ты думаешь — здесь остаться?
— Я не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72