Но иногда деньги
все же появлялись. И тогда Симеон замечал в глазах Иуды горячечный
блеск. Иуда всегда стремился глаза свои спрятать, просто невозможно
было уловить его взгляд, глаза его соскальзывали в сторону, а когда в
руках у него оказывались деньги, он становился другим. Он выпрямлялся,
словно начинал чувствовать себя человеком. Он мог встретиться с тобой
взглядом. И он любовно поглаживал монеты пальцами, и пальцы при этом
слегка дрожали. Симеон понимал, что единственное, что Иуда может лю-
бить на этом свете - это деньги. Симеон предупреждал Учителя, но Учи-
тель только улыбался и говорил, что Симеон, как всегда, преувеличива-
ет, что он, Учитель, любит Иуду не меньше, чем Симеона, и что Симеону
следует оставить свои страхи. Симеон горячился, отстаивал свое мнение,
уверял, что он печется только о безопасности Учителя, и что он согла-
сен полюбить Иуду всем сердцем, как проповедует Учитель, но все же бы-
ло бы лучше, если бы Иуды рядом с ними не было... Все было бесполезно.
В конце концов Симеон махнул рукой и отступился, но положил себе глаз
не спускать с бывшего менялы.
Еще у них в компании был бродячий поэт, певец и музыкант. Звали его
Лука. Он был единственный среди учеников, кто знал грамоту. Его котом-
ка была набита свитками пергамента и письменными принадлежностями. Ед-
ва у них появлялись деньги, Лука принимался выпрашивать монету-другую
на новый кусок пергамента. Он записывал. Но записывал как-то странно.
Когда Учитель говорил, он сидел и слушал, а записывать начинал по про-
шествии некоторого времени. Симеон однажды спросил у него напрямик,
почему он записывает не сразу. Лука улыбнулся и ответил непонятно:
- Если записать сразу, поэма не получится.
Поэма ему... Однажды глубоким вечером Симеон подкрался к Луке сзади
и вырвал пергамент.
- Зачем тебе? - удивился Лука, - Ты же неграмотный.
- Пойдем к Учителю, он разберет.
Лука не сопротивлялся. Они пришли к Учителю. Ешу взял пергамент,
склонился к пламени свечи, несколько минут разбирал корявые строки,
потом протяжно вздохнул и молвил:
- Прав был отец.
Он вернул пергамент Луке, улыбнулся ему. Лука ушел. Симеон открыл
было рот, но Ешу остановил его.
- Знаю, - сказал он. - Знаю все, что ты хочешь сказать. Ты хочешь
сказать, что его писания равносильны доносу, что это опасно и так да-
лее. Но ведь мы не совершаем ничего противозаконного. Поверь мне, не
его писаний следует опасаться. Пусть пишет.
- А чего? Чего следует опасаться?
- Ничего. Иди спать.
Вот так всегда. Ешу не слушает его, а у него нехорошие предчувс-
твия. Конечно, Ешу - сын Бога, и он знает, что произойдет, но поче-
му-то Симеону кажется, что произойдет что-то скверное, и Ешу знает,
что произойдет что-то скверное, но ничего не предпринимает. Симеон
отправился спать и долго еще ворочался на жестком ложе, пытаясь про-
никнуть в замыслы Учителя. И, как всегда, ему это не удалось.

* * *
Исполнитель.
Я упал в кресло и вытянул натруженные ноги. Грязный городишко Чер-
ноземск, пыльный. Надо принять ванну. Я закурил и стал вспоминать свои
похождения. Прежде всего я нашел улицу Котельщиков. Она была заасфаль-
тирована лет двадцать назад, и с той поры покрытие не ремонтировали.
Несчастные автомобили ползли по дороге на пониженной скорости, объез-
жая выбоины. По краям тротуаров росли могучие тополя, на которых про-
бивались молоденькие листочки. Дома на улице Котельщиков были сплошь
деревянные, двухэтажные, в такие дома подается только холодная вода,
остальные удобства - на улице. Дворы огорожены тяжелыми крепкими забо-
рами, за которыми кое-где густо лаяли матерые цепные собаки. Словом -
заштатная улица заштатного города. Ворота дома N 32 были открыты, в
глубине двора виднелась полуразобранная "Победа", сарай, поленница,
дощатый сортир, покрытый облупившейся голубоватой известкой и массив-
ная собачья конура, возле которой грелось на солнышке чудовищных раз-
меров лохматое создание, привязанное цепью к длинной проволоке. Возле
"Победы" сидел в глубокой задумчивости мужик в замасленной телогрейке
и ватных штанах, заправленных в сапоги и курил.
Во двор я не зашел, прошел дальше по улице, остановился около ларь-
ка (стандартный набор: пиво, вино, газировка, сигареты, жвачка), спро-
сил бутылку "Кока-колы", прислонился к стенке ларька и стал наблюдать.
Никто не входил во двор и никто не выходил. "Кока-кола" кончилась, я
закурил сигарету. Когда кончилась и сигарета, мне пришлось уйти - не
следовало мне долго торчать на одном месте. Я побрел по улице. Где-то
здесь должна быть школа N 4. Школу мне удалось обнаружить только через
полчаса на параллельной улице. Это было кирпичное двухэтажное здание,
оштукатуренное и выбеленное розовой известкой. В школьном дворе я уви-
дел баскетбольную площадку, турник и полосу препятствий. Двор был
пуст. Я посмотрел на часы - было без четверти одиннадцать. Урок,
по-видимому, только начался. Далее я обследовал прилегающие улицы. Они
были похожи на улицу Котельщиков как близнецы. На улице Коммунаров я
обнаружил здание под снос: оно было не жилое, отсутствовали стекла и
забор и крыша была разобрана. Впрочем, может быть оно было и не под
снос, может быть его готовили к ремонту для превращения в современный
провинциальный супермаркет. Очень удобно для моих целей. Я постоял
несколько минут, размышляя. Пятнадцать лет - не такой возраст, чтобы
лазать по заброшенным зданиям, да и интересы моего подопечного лежат
совсем не в той сфере, но все же попробовать стоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28