Он испускал пронзительные вопли, которые сливались в протяжный вой, скорее волчий, нежели человечий. И существо, которое мчалось сквозь ночь впереди него, теперь тоже вопило.
Порой юноша спотыкался и падал. Колючки и шипы разрывали его одежду и впивались в тело. Он был залит кровью с головы до ног. Но тем не менее продолжал бежать теперь уже по освещенному светом луны лесу.
Если поначалу им двигало безумное желание встретиться лицом к лицу со смертью и вырвать покой забвения из ее цепких когтей, то теперь Уолдо Эмерсон преследовал визжащую тень совершенно из других побуждений. Он не мог вынести одиночества. Теперь он кричал от страха, что существо ускользнет от него и оставит одного в дебрях этого таинственного леса.
Медленно, но неуклонно оно удалялось и, осознав это, Уолдо удвоил усилия, чтобы догнать его. Он уже не кричал, чтобы поберечь свои силы и дать возможность слабым легким ровно дышать.
Внезапно перед Уолдо возникла небольшая, залитая лунным светом поляна, на противоположной стороне — которой высилась отвесная скалистая гора. Именно к ней и устремилось бегущее существо и в одно мгновение скала поглотила его.
Это исчезновение было таким же загадочным и внушающим страх, как и само существо, и повергло юношу в состояние полного отчаяния.
Теперь, когда объект преследования исчез, Уолдо Эмерсон, дрожащий и изможденный, опустился на землю у подножья скалы. На него напал приступ кашля и, охваченный мрачными предчувствиями и страхом, он лежал там до тех пор, пока вконец ослабнув, не погрузился в глубокий сон.
Когда он проснулся, было совсем светло — тело его одеревенело, ноги были стерты и саднили, он был голоден и несчастен, но в то же время чувствовал себя освеженным и в здравом уме. Его первой мыслью была мысль, подсказанная ему пустым желудком, однако заставить свой боязливый ум направить шаги в сторону леса, изобилующего фруктами, оказалось чрезвычайно трудно.
При каждом малейшем шорохе он останавливался и замирал, готовый тут же сорваться с места. Его колени дрожали так, что стукались друг о друга, но все же в конце концов он вошел в полумрак зарослей и вскоре уже с жадностью поглощал спелые фрукты.
Для того, чтобы дотянуться до самых сладких плодов, он подобрал с земли упавшую ветку диаметром в четыре дюйма на одном конце и немногим более дюйма на другом. Это было первым практическим действием, которое совершил Уолдо Эмерсон с того момента, как был выброшен на берег своего нового места обитания — и вообще, пожалуй, первым в его жизни действием такого плана.
Уолдо никогда не разрешали читать беллетристику, да он и сам не хотел терять на это время и оскуднять свой ум, таким образом в недрах приобретенной им эрудиции, он никак не мог припомнить ситуации аналогичной той, в которой теперь оказался.
Уолдо конечно же знал о существовании таких вещей как стремянка, и если б таковая у него имелась, он бы воспользовался ею как средством достать фрукты, до которых ему было не дотянуться; но то, что их пришлось сбивать сломанной веткой, показалось ему величайшим открытием — ценным дополнением к общему объему человеческих знаний. Сам Аристотель не смог бы рассуждать более логично.
Таким образом Уолдо сделал первый шаг в своей жизни в направлении независимого мышления — ведь до этого его идеи, мысли, даже поступки были позаимствованы из допотопных сочинений древних мужей или направлялись безукоризненным умом его утонченной матери. И теперь он цеплялся за свое открытие, как ребенок цепляется за новую игрушку.
Выходя из леса, Уолдо захватил с собой эту ветку.
Он был полон решимости продолжить погоню за существом, которое ускользнуло от него прошлой ночью. Любопытно было бы взглянуть на того, кто его боялся.
За всю свою жизнь он никогда не мог себе представить, чтобы какое-нибудь существо могло убегать от него в страхе. От этой становящейся навязчивой мысли к щекам юноши прилила кровь.
Неужели в его длинном худом теле есть зачатки самодовольства, думал Уолдо, направляясь к скале. Нашел чем гордиться — вульгарным физическим лихачеством! Да от одной только мысли об этом длинная вереница Смит-Джонсов встала бы из могил, поснимав свои саваны.
Долгое время Уолдо бродил у подножья скалы в поисках отверстия, куда скрылся вчерашний беглец. Десятки раз проходил мимо отчетливых следов, которые змеясь, вели вверх по склону горы; но Уолдо ничего не знал о следах, он искал ступеньки или дверной проем.
Не найдя ни того ни другого, он случайно ступил на след и хотя это ни о чем ему не говорило, он тем не менее пошел по следу вверх, ибо это было единственным местом на склоне, где его ноги могли найти точку опоры.
Через какое-то время следы привели его к узкой расселине в скале. Куски породы, откалываясь, падали в нее сверху, и таким образом остался лишь маленький, похожий на вход в пещеру проем, в который Уолдо и заглянул.
Ему ничего не удалось различить, но внутри было темно и жутковато. Уолдо почувствовал озноб и задрожал. Затем он повернулся и бросил взгляд на лес.
Он почти уже было решил провести еще одну ночь в этом мрачном лесу. Но нет! Тысячу раз нет! Любой исход лучше чем этот, и после нескольких тщетных попыток он все же протиснул свое неподатливое тело в узкое отверстие.
Уолдо очутился на тропе меж двух скалистых стен — тропе, которая круто вела вверх. Временами в просветах между обломками породы виднелось голубое небо.
Для другого человека было бы очевидно, что отверстие в скале расчищалось разумными существами, что это был проход, которым пользовались если и не часто, то по крайней мере иногда, чтобы оправдать нелегкий труд, затраченный на освобождение его от обломков, которые, очевидно, без конца падали сверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58