он казался пьяным.— Чего вам надо? — спросил Раскатистый Гром.— Ты лишился разума? Как смеешь ты задавать такие вопросы? Ты знаешь, о чем моя речь! — твердо сказал Шествующая Душа.— А почему ты так кричишь? Чего вы хотите от меня?— Еще не было случая, чтобы кто-либо уклонился от участия в военном танце перед выходом из зимнего лагеря.— А теперь есть такой случай: я!..— Ты безумный человек!..— Не хочу участвовать в танце!— Объясни свои слова!Взгляды всех собравшихся с явной недоброжелательностью были устремлены на моего дядю. Некоторые обряды имели такую силу воздействия и так глубоко укоренились в нашем быту, что малейшее отклонение от них просто не умещалось в наших умах — без этих обрядов не было жизни, как нет человека без дыхания. То, на что решился мой дядя, было не только святотатством в глазах многих из собравшихся — это свидетельствовало о явном помешательстве Раскатистого Грома. Должно быть, дядя был все-таки пьян, хотя отвечал как человек в здравом рассудке:— Новый ветер идет в прерии. Он меняет все, что устарело. Знаете сами, как силен этот ветер. Ничто его не остановит…— Значит, ты, Раскатистый Гром, хочешь, чтобы мы покорились ему? Чтобы мы отреклись от наших извечных обрядов? — с презрением крикнул Шествующая Душа.Дядя не обратил внимания на его слова и продолжал:— Наш Великий Дух был прежде хорошим, он оберегал нас. Но пришли Длинные Ножи — американцы. И что же? Их Великий Дух оказался сильнее. Зачем же мне танцевать для слабого Духа?— Молчи!Слово это прозвучало как резкий удар бича. Произнес его Белый Волк, наш шаман.Этот необыкновенный человек пользовался огромным уважением и был самым мудрым среди черноногих. Белый Волк прославил себя множеством чудес, совершенных им. Мы верили в эти чудеса, хотя теперь я понимаю, что здесь не было ничего сверхъестественного: Белый Волк обладал небывалой остротой ума, позволявшей ему видеть вещи, скрытые для многих других. Свое влияние и опыт он всегда использовал для блага племени, поэтому мы больше любили его, чем боялись, и он был подлинным вождем нашей группы.Его короткое слово прекратило всякие разговоры и прозвучало как приговор. Гнетущая тишина воцарилась среди собравшихся. Затем один из воинов принялся бить в барабан, сначала несмело и тихо, потом сильнее, а вскоре подхватили и другие, восстанавливая прежний ритм. Напряглись тела, и танцоры двинулись снова. Всех, как и прежде, захватила пляска, но теперь в ней было уже меньше огня и не так громко звучали песни о победе. Ледяное дыхание чужого ветра ворвалось в наши палатки.Наши отцы танцевали всю ночь. Детям скоро велели укладываться спать, но дикая и сладостная мелодия тревожила наш сон, порождая жажду великих подвигов.Было еще темно, когда лагерь огласился возгласами: «Вставать!» Люди тотчас же вскочили и выбежали под звездное небо. Отец ушел в прерию за лошадьми, а мы, малыши, стали помогать матери снимать шкуры, покрывающие вигвам. В путь наша группа выступила на рассвете.И снова произошло печальное событие, и вновь я не мог удержаться от слез. Мой дядя Раскатистый Гром вместе со своими приверженцами отделился от нашей группы, решив жить и кочевать по прериям отдельно. Эти люди не хотели больше оставаться с нами. Вместе с ними ушли, конечно, и их семьи, а среди них — мой ровесник и самый верный друг, сын дяди Косматый Орленок. До этого дня мы всегда были вместе, нас связывали игры, забавы и большое, ничем не омрачаемое братство.Приближалась минута нашего расставания. Мы стояли друг против друга, не в силах произнести ни слова, даже посмотреть один другому в глаза. От горя у нас была какая-то пустота в душе. Так и стояли мы в оцепенении, пока родители не позвали нас.— Едешь? — пробормотал я наконец.— Еду, — ответил Косматый Орленок, — но скоро вернусь…— А если твой отец не захочет?— Если не захочет, я убегу от него!— Ой-ёй!— Убегу, говорю тебе…— Так далеко? Через всю прерию?Видя мои сомнения, Косматый Орленок протянул мне свой чудесный маленький лук, из которого он уже хорошо стрелял сусликов, и сказал:— Если не вернусь, лук будет твой!Лук был очень дорогой, но Косматый Орленок был мне дороже всех луков в прериях. Мне хотелось плакать, слезы застилали глаза. Как в тумане, видел я друга, уходившего к родителям. Лук его остался у меня.Когда взошло солнце, показались предгорья, а далеко за ними сверкали снежные отроги Скалистых гор. Повсюду еще лежал снег, но уже чувствовалась близкая весна. По мере того как наша колонна опускалась к долинам, казалось, что воздух с каждым часом становится теплее, но это разогревались наши сердца — перед нами, на востоке, расстилали свой красный ковер волнистые прерии. ЗАКАТ ДРЕВНИХ ОБЫЧАЕВ В те времена бизоны почти полностью были истреблены в Соединенных Штатах, но они еще водились на севере, в Канаде. Поэтому наша группа направилась к реке Саскачеван. На просторах южной части провинции Альберта, где теперь оживленные города и поселки и колышется бескрайное море золотой пшеницы, мы за много дней не встретили ни одного белого человека. Но, несмотря на это, его влияние чувствовалось. Большинство индейских племен, заключивших договоры с обоими правительствами — Соединенных Штатов и Канады, — поняли правду и отказались от войн между собой: с каждым годом все более опасным становился общий наш противник — белый человек. Новая опасность грозила всем племенам, и это сближало нас. Орудие войны — томагавк, если употребить старинное определение, был «закопан в землю», но, однако, не так уж глубоко, — это нам стало ясно в ближайшие же недели.Следуя все дальше на север, наша группа однажды увидела в прерии отряд воинов чужого племени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71