.. Убьем его!
Впервые здесь Манаури высказался с такой твердостью. В сражениях
последней ночи, бесспорно, достигнута была и еще одна победа - моральная:
в Манаури умер раб и возродился вождь.
Я изложил ему свои мысли насчет юнца, заметив, что нам выгодно
держать молодого испанца в качестве заложника как можно дольше.
- Заложника?
- Именно.
- Разве ты не сказал сейчас, что мы отплывем в ближайшие два-три дня,
а за это время враг нас не найдет?
- В наших обстоятельствах может случиться любая неожиданность, а
мудрый вождь должен предвидеть всякие возможности!
У Манаури вообще было скорее доброе, даже мягкое выражение лица, но в
эту минуту черты его казались твердыми, словно высеченными из гранита.
- Мудрый вождь прежде всего считается с тем, что думают и говорят его
воины. Поэтому, Ян, выход только один: пленника надо убить!
- А тебе не кажется, что это будет похоже на убийство беззащитного?
- Убийство? Беззащитного? - Манаури возмущенно подчеркнул это слово.
- Справедливую кару ты называешь убийством? Нет, Ян! Мы учиним над пленным
честный суд. Мнение сможет высказать каждый, и ты тоже - если захочешь, в
его защиту, - но справедливость должна восторжествовать. - Потом он
язвительно добавил: - Белые люди тоже ведь устраивают суды, но у них это
очень далеко от справедливости.
И к чему я так вступался за молодого испанца, создав впечатление, что
питаю к этому преступному выкормышу какое-то особое пристрастие? Не о нем
ведь я пекся, а о нашей общей безопасности!
В бою за лагерь погибли два индейца и один негр. Мы похоронили их
рядом с Матео. Над могилой великана насыпали громадный холм, отдавая дань
уважения бесстрашному человеку. В этой работе я принял самое активное
участие, чтобы все видели, что не был на него в обиде. Его обоснованная
неприязнь к белым находила у меня полное понимание.
По мере того как солнце поднималось выше, ветер стал усиливаться.
Около полудня шхуна вошла в бухту и бросила якорь. Теперь все, за
исключением трех дозорных, были в лагере. Манаури тотчас потребовал суда
над пленным.
Неподалеку от лагеря одиноко стояло невысокое дерево, под которым и
собрались все наши люди. Подле меня по бокам сидели Арнак и Вагура. У
ближайших кустов лежал связанный испанец. Горделивый юнец, почувствовав, к
чему клонится дело, скис, не осыпал нас больше ругательствами и подавленно
молчал.
Манаури в скупых словах обрисовал его преступления перед рабами на
острове Маргарита и предложил присутствующим решить его судьбу. Все без
исключения, здоровые и раненые, мужчины и женщины - а их было двое:
негритянка Долорес и вдова Матео, индианка Ласана, - единогласно
высказались за смерть.
Затем Манаури обратил взгляд в мою сторону и предложил мне в
заключение высказать свои соображения.
- Зачем тебе мое мнение? - спросил я. - Все требуют его смерти,
значит, будет так, как того хочет большинство. Мое мнение здесь ни к чему!
- Ошибаешься, Ян! Мы ценим твое мнение. Тебе мы обязаны победой над
испанцами! Мы ценим твое мужество и ум. Ты наш друг и товарищ. А кроме
того, ты тоже белолицый, и, значит, твой суд будет самым праведным.
- Так чего ты от меня хочешь?
- Скажи, заслужил этот молодой испанец смерть или нет?
- Заслужил! - ответил я без колебаний.
Мой ответ, переведенный присутствующим Арнаком, вызвал бурную радость
и всеобщее ликование. Я попросил тишины и сказал, что должен кое-что
добавить.
- Пожалуйста, говори!
- Молодой испанец заслуживает смерти, и смерть от нашей руки его не
минует. Но умереть он должен не сейчас и не здесь.
- А где и когда?
- Позже, после нашего благополучного прибытия в ваше родное селение.
В ответ на эти слова разразилась целая буря протеста. Нет, они
требовали его немедленной смерти! В сердцах их накопилось столько горечи и
желчи, что они как одержимые отметали всякий голос рассудка и возмущенно
отвергали мысль о заложнике. Я понял, что бури этой не удается унять.
Вопрос о немедленной смерти пленника был предрешен.
Едва страсти утихли, как разразился новый спор по поводу того, какой
смертью должен умереть осужденный.
- Нет, нет, никаких пыток! Никаких мучений! Если честному человеку
приходится убивать, он убивает, не обрекая виновного на муки! Так умрет и
испанец!
Опять поднялась целая буря. Но я твердо стоял на своем и не думал
уступать. Когда крики немного утихли, я повысил голос:
- Только бесчеловечные чудовища издеваются над беззащитными! Если вы
хотите остаться моими друзьями, вы должны вести себя по-человечески. Если
вы хотите сохранить мою дружбу, будьте настоящими воинами! Пусть вернется
к вам разум! Слушайте, что я вам говорю! Это мое последнее слово!
Арнак, Вагура и Манаури активно меня поддержали, но несколько горячих
голов продолжали настаивать на своем и настраивали против нас других. Я
оставался непреклонным, хотя последствия и могли оказаться для меня
пагубными.
И вдруг воцарилась тишина. Слова попросила женщина. Да, вдова Матео,
Ласана. Она приблизилась ко мне и, указывая на меня пальцем, стала что-то
говорить. Она отличалась от других необыкновенной выдержкой и обаянием,
голос у нее был глубокий и сильный, приятного тембра.
- Что она говорит? - шепнул я Арнаку.
- Она говорит, что правда на твоей стороне... Что они должны тебя
слушать, и она, жена Матео, этого требует... И еще... хо-хо!
- Что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215