- Не стрелять в плантатора и его
семью!
К счастью, все семейство еще до залпа легло на дно кориаля, и наши
пули сверху - с берега и сбоку - с лодок никого из них не задели. Команды
же обеих лодок были уничтожены полностью.
Вся операция против беглецов с Бленбурга прошла успешно. Семью
плантатора Зеегелаара, состоявшую из его жены и двух малолетних детей, я
передал на попечение Арнаку и его отряду.
Все более густевшие клубы дыма над плантацией Бленбург говорили за
то, что рабы там довершали дело уничтожения обители своих мук, сжигая,
вероятно, все, что способно было гореть. Плантации Бленбург больше не
существовало.

НЕОБЫЧНАЯ ПЛАНТАЦИЯ ВОЛЬВЕГАТ
Насыщенный грозными событиями, день был уже на исходе, а нам
предстояло решить еще одну важную и неотложную задачу: без проволочек
покончить с третьей и последней в этих краях плантацией - Вольвегат, тоже
лежавшей на берегу Эссекибо. Отлив еще не начался, и, пользуясь
благоприятным для нас течением, Уаки со своим отрядом на двух лодках
поспешил к верховью реки, где в восьми милях от Бленхейма располагалась
плантация Вольвегат.
Одновременно по суше тропой, шедшей вдоль Эссекибо, спешили на юг к
Вольвегату два отряда: мой и отряд негров под командой Мартина. Арнак со
своим отрядом и остальными людьми остался в Бленхейме следить за порядком
и заложниками.
Вольвегат была небольшой плантацией, на которой трудилось около ста
невольников. Ситуацию здесь мы застали примерно такую же, как в Бленхейме:
надзиратели и охрана, всего человек десять, с оружием в руках выстроились
па веранде, а возбужденная, хотя и молчавшая, толпа рабов заполняла двор
перед усадьбой. Ни плантатора, ни его семьи не было видно, - вероятно, они
укрывались внутри усадьбы. Меня удивило, что среди рабов здесь были не
только негры, но и индейцы, чего не было на других плантациях.
В Вольвегат наши отряды прибыли одновременно, мы - по суше, а Уаки -
па лодках по роке. Уаки, едва высадившись на берег, бросился к заднему
двору, собираясь поджечь усадьбу, но я его решительно остановил.
Отличие плантации Вольвегат от иных состояло еще и в том, что
стражники и надзиратели здесь не производили впечатления воинственно
настроенных. Видя, как мы, увешанные с головы до ног оружием, дружески
обнимаемся с невольниками, они заметно струхнули.
- Бросай оружие и сдавайся! - крикнул им Фуюди по-голландски. -
Дальнейшую вашу судьбу решит суд невольников плантации Вольвегат...
В ответ один из охранников в гневе вскинул ружье и направил его на
Фуюди. Два выстрела грохнули одновременно, слившись в один, и коварный
враг, обливаясь кровью, осел на пол веранды. О, достойные плоды наших
тренировок на Ориноко! Остальных Фуюди уговаривать не пришлось - все сразу
же стали поспешно бросать не только огнестрельное оружие, но и кинжалы и
ножи, а сами, потупясь, отходить в сторону.
Плантация Вольвегат действительно отличалась от других и была не
совсем обычной. Поручив двум разведчикам найти и привести плантатора и его
семью (плантатора звали Карл Риддербок), я спросил Мартина, как нам, по
его мнению, следует поступить со службой: ведь все-таки все они, за
исключением одного не в меру горячего глупца, сдались добровольно, без
сопротивления. Не убивать же их теперь ни с того ни с сего? Мартин, да и
Уаки тоже несколько растерялись.
- Ладно, - решил я, - ответ нам дадут сами невольники с плантации
Вольвегат. Пусть решают они.
- О-ей! - согласились Мартин, Фуюди и Уаки. - Да будет так!
- А я думаю иначе! - возразил, насупившись, шаман Арасибо. - Все они
угнетатели, потому у них и ружья. Я всех бы их перебил, они того
заслужили! Но мы знаем, Белый Ягуар, ты этого не любишь. Хорошо, пусть
решают рабы.
Мартин немедля тут же собрал нескольких старших по возрасту
невольников, и, отойдя чуть в сторону, мы стали с пристрастием их
расспрашивать. Но, черт побери, это действительно была какая-то необычная
плантация! Рабы не могли сказать ничего дурного о своих надзирателях; над
ними здесь не издевались, не мучили и не подвергали пыткам, как это было
на других плантациях. Да, их заставляли работать, но не сверх сил, а
главное - здесь не морили голодом и вполне сносно кормили.
- Хорошо, восьмерым стражникам и надзирателям сохраним жизнь! Не
тронем и плантацию! - решил я, и все со мной согласились, даже наш
непреклонный Арасибо.
Тем временем разведчики, обнаружив плантатора и его семейство в
дальних комнатах дома, вывели их на веранду. Семья состояла, кроме самого
господина Риддербока, еще из четырех человек: двух женщин, одной постарше
- жены плантатора, и другой - помоложе, лет двадцати, и двух детей.
- А кто эта молодая особа, родственница плантатора? - спросил я.
- Нет, это гувернантка.
- Как ее зовут?
- Моника.
Я смотрел на эту молодую девушку как на некое чудо. Она, как и
множество других ее соотечественников на плантациях Гвианы, была
голландкой, но как же разительно отличалась от них совсем иным,
удивительно мягким и человечным выражением лица! В лицах других
голландцев, не только мужчин, но и женщин, а часто даже и детей, сквозило,
как правило, что-то на редкость жестокое, грозно-властное, более того -
безжалостное, а часто и попросту свирепое. У нее же, у этой Моники, все
было совсем иным: лицо приветливое, глаза лучились добротой, и, кроме
того, она была красивой, очень красивой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215