- Хорошо, хорошо, - в тон ей деловито ответил я, - конечно, моя
хижина больше вашей и удобнее.
- Не то! - прервала она меня, качнув головой. - С нынешнего вечера я
буду твоей женой.
- О-ей! Вот так чудеса! Это ты сама вдруг так решила, никого не
спросив о согласии?
- Я спрашивала.
- Кого, меня?
- Я говорила с Манаури. Он согласился.
- Ах, он согласился! А я? Меня вы спросили?
- Тебя... Но ведь ты... Я думала, Ян...
Бедняжка страшно смутилась, и теперь я уже стал хозяином положения. Я
сделал вид, что крайне озадачен ее предложением, и это мое удивление
выглядело весьма для нее обидно. Она не знала, как его истолковать, и,
пожалуй, впервые за все время утратила обычную уверенность в себе. В
глазах ее метнулись искры протеста.
- Если ты отказываешь мне в своей хижине, я могу...
- Совсем напротив, я сам приглашаю тебя к себе. Во всяком случае, -
придал я тону своего голоса как можно больше лукавства, - во всяком
случае, для меня будет намного удобнее, если ты станешь готовить пищу в
моей хижине, а не приносить ее со стороны...
Резкая морщина меж сдвинутых бровей женщины с полной очевидностью
свидетельствовала о приближающейся буре. Однако выражение гнева и обиды на
смуглом лице отнюдь не лишало его прелести.
- Я всегда буду готовить тебе вкусную пищу, со мной тебе не придется
голодать, - проговорила она обиженно и тут же твердо добавила, сверкнув
глазами: - Но я хочу, Белый Ягуар, подарить тебе сыновей, которые станут
храбрыми воинами!
Она проговорила это с такой наивной простотой и жертвенной
решимостью, что я тут же понял: "Хватит, натягивать струну больше не
следует".
Сбросив с лица маску показного недовольства, я проворно вскочил,
привлек Ласану к себе и, прижав ее голову к своей груди, проговорил:
- О-ей! Да будет так, как хочешь ты!
Видя, с каким неописуемым облегчением она приняла мои слова, я не
преминул шутливо заметить:
- Но наперед обещай: все важные вопросы мы будем обсуждать вместе,
вдвоем...
В роще, под пальмами бурити соорудили тольдо для старейшин. Из-под
тенистого навеса было удобно обозревать весь ход мукуари. Около полудня я
отправился на торжество вместе с Ласаной. По обычаю женщинам возбранялось
находиться поблизости, но Ласана пользовалась особым уважением и имела
особые права. Все в Кумаке знали уже, что сегодня "ее" день, и поглядывали
на нее с уважением.
К нашему приходу мукуари был в полном разгаре и длился уже несколько
часов. Этот обряд имел мало общего с обычными ритуальными танцами, и, хотя
участники исполняли танцевальные движения в такт гудящим барабанам, суть
танца заключалась не в этом, а в избиении друг друга колючими прутьями.
Все танцующие были в различных масках. Цель обряда была достаточна ясна: с
одной стороны, умилостивить душу умершего, показав, какие страдания смерть
его доставила живым, а с другой - и это было главным, душеспасительным, -
раздавая удары направо и налево, отогнать душу умершего от людей на
случай, если она замышляла против них злые козни. Принять участие в танце,
продолжавшемся без перерыва целые сутки, должны были все взрослые мужчины
племени.
Когда человек наблюдал эти беснующиеся страшные маски и непрестанное
их самобичевание, а в ушах его, не стихая, стоял ритмичный гул барабанов,
невозможно было не поддаться впечатлению, производимому этим странным
зрелищем. Оно невольно захватывало всех присутствующих, словно какой-то
вихрь, лишало человека воли, приводило в странное состояние духа, и
отделаться от этого не удавалось никакими силами. Человек словно подпадал
под какие-то чары.
Понаблюдав за пляской довольно долго, я спросил у сидевшего рядом
Манаури:
- В мукуари должны участвовать все? Без исключения?
- Да, все ставшие мужчинами. Я танцевал утром, в самом начале.
- А я?
- Ты, Ян? - Он задумался.
Под тольдо сидело еще несколько старейшин: Мабукули - вождь рода
Черепахи, Уаки - глава рода Арара, Конауро - из рода Кайманов. Они тут же
приняли горячее участие в решении вопроса, должен я или не должен
участвовать в обряде, и не пришли ни к какому решению. Душа погибшего
шамана, что и говорить, была могущественной, и он упорно старался меня
уничтожить, но мои чары оказались сильнее его вероломства и его одолели.
Может ли мне теперь чем-либо угрожать его душа?
"Нет!" - считали вожди, уверовавшие в мое могущество, другие же лишь
качали головами.
Ласана, сидевшая чуть сзади меня, с напряженным вниманием
прислушивалась к разговору, не произнося, однако, ни слова. Я повернулся к
ней:
- А ты как думаешь?
- Ты должен танцевать! - ответила она не колеблясь.
- Ты думаешь, его душа может причинить мне вред? - удивился я.
- Нет, не может. Его жалкая душа не может сделать ничего плохого
Белому Ягуару! - заявила она.
- Тогда зачем же мне танцевать?
- Чтобы... - она запнулась, подыскивая подходящие слова, - чтобы все
видели: ты с нами душой и телом.
Среди вождей пронесся шепот одобрения
- Хорошо! - согласился я и велел Ласане принести мне шкуру ягуара.
Когда она вернулась, я накинул на себя шкуру и подпоясался лианой,
чтобы во время танца она не спадала. Голова моя целиком вошла в голову
ягуара, и только спереди оставалось небольшое отверстие для глаз и рта.
Мне подали прочную розгу, но я потребовал еще одну в левую руку.
- Хорошо, возьми две, - согласился Манаури, добавив: - И помни, чем
больнее ты кого-нибудь ударишь, тем для него лучше и почетнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215