"Черт побери! - подумал я. - Неужели под покровом этих век и впрямь
таится предательство? Разрази его гром с его двуличием в облике, возможно,
и мнимым, случайным, но все же жутким!"
Когда Манаури перевел последние слова дона Эстебана, среди всех
араваков поднялась буря ликования. Радостные клики неслись со всех сторон
и эхом рассыпались среди хижин. Неустанно повторялось одно слово: "Ху-ан!
Ху-ан!" - произносимое толпой то ритмично, то напевно. Это было мое имя в
переводе на испанский. Повсюду вплоть до самого леса знали уже, что
фортуна повернулась и в Ангостуру испанцы никого не уведут. Двадцать три
пленника давно разбежались по своим хижинам и, собрав оружие и домашний
скарб, спешили со своими семьями перебраться из Серимы в наш поселок.
Тем временем Конесо, несказанно довольный столь успешным оборотом
дела, приготовил богатое пиршество для испанцев и нашего рода. Я едва
пригублял кашири и друзей своих тоже призывал к воздержанности. Потом
начались пляски и песни, средь которых то и дело громко и радостно
звучало, словно лозунг, все то же слово: "Ху-ан!"
Пока на площади вовсю шло затянувшееся далеко за полночь гуляние, а
пирующие веселились среди всеобщего возбуждения, в других частях Серимы
шли лихорадочные сборы. Там осуществлялся переворот, в племени дотоле
невиданный и возвещавший коренные перемены в родовом укладе жизни. Все
семьи, подвергшиеся преследованиям мстительного шамана Карапаны и
никчемного Конесо, собирали свои пожитки и уходили в наш поселок. Никто не
смел им в этом помешать: в данный момент все признавали нашу силу.
Вскоре весь наш род покинул пиршество и вернулся к себе. День
ознаменовался блестящей победой, добытой к тому же без кровопролития,
сердца наши были исполнены радости. Я от всей души поочередно благодарил
наших воинов, ибо все они проявили себя как нельзя лучше, но особенно
сердечно обнимал я четырех метких стрелков, которым так редкостно повезло
в стрельбе по целям. Тепло обнимал я и троицу стрелявших в лесу. Вдоволь
насмеявшись над страхом, какого мы нагнали на испанцев, все принялись за
ждавшие нас неотложные дела: Арнак, замещая все еще отсутствующего
Манаури, размещал прибывших по хижинам. Вагуру и часть наших воинов я
выслал в дозор, а всех остальных держал под ружьем - рассчитывать на мир,
пока хоть один испанец оставался на берегу Итамаки, было нельзя.
Но, как бы там ни было, ничто пока не нарушало покоя. Пир в Сериме
продолжался дотемна, а потом люди разошлись спать: испанцы и индейцы чаима
- к лодкам на берегу реки, араваки - в хижины. Когда наступила тьма, лишь
лес и прибрежные заросли оглашались обычными ночными звуками.

ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ ЩЕДРОСТЬ
Но покой ничто не нарушало лишь до полуночи. Внезапно нас разбудил
грохот мушкетных выстрелов, раздававшихся на серимской площади с короткими
неравными интервалами: там явно завязалась какая-то схватка. Мы выскочили
из хижин и, вооружившись, группой в десяток человек что было духу
бросились к месту событий.
Еще издали в испанском лагере заметно было необычайное движение.
Несколько торопливо разведенных костров освещали берег реки, а в их
отблесках, как в растревоженном муравейнике, метались люди. В десятке
шагов от лагеря я приказал отряду укрыться в кустах, а сам с Арнаком
двинулся дальше.
- На нас напали! - возмущенно крикнул мне дон Эстебан, едва мы
вступили в круг света. - Измена! Позор!
Я никак не мог поверить услышанному.
- Кто мог на вас напасть?
- Кто, кто? - передразнил меня испанец, кипя от злости. - Ты, сеньор,
не знаешь или притворяешься?
- Клянусь всеми святыми: не знаю!
- Кто? - с гневом повторил испанец. - Любимые краснокожие вашей
милости, аравакские бандиты вашей милости.
- Но может быть. Вам просто показалось.
- Клянись, что не может быть, клянись, что нам показалось, а потом
взгляни сюда.
Он указал на берег реки, где прямо у воды лежал труп индейца.
- Кто это? - спросил я растерянно.
- Один из ваших бандитов. Его убили, жаль только, что одного.
- А сколько их было?
- Много.
- Они из нашего селения?
- Черт их знает! Приплыли по реке.
- Кого-нибудь убили?
- Нет, к вашему счастью! Двух наших только ранили ножами. Вы дорого
заплатите мне за предательство!..
Загадочное происшествие свалилось на нас как гром с ясного неба. Я
был взбешен не менее дона Эстебана и так поражен, что никак не мог
собраться с мыслями. Все ужасно запуталось. Что за дикие безумцы заварили
эту кашу? Я распорядился поднести труп ближе к костру и взглянул ему в
лицо. Убитый был нам незнаком: ни мне, ни Арнаку.
Приковылял Конесо с отвисшей челюстью, еще не протрезвевший, с крайне
глупой и перепуганной миной на обрюзгшем лице. Он долго всматривался в
труп, перевернул его с боку на бок, потом наконец поднял глаза на дона
Эстебана и, скривив губы, произнес:
- Это не наш! Чужой!
Испанец хотел было броситься на него, полагая, что он лжет, ко прочие
жители Серимы столь горячо поддержали слова вождя, что дон Эстебан
заколебался.
- Это варраул! - объявил вдруг Фуюди, появившийся вслед за нами. - Я
хорошо их знаю. Это варраул.
Конесо еще раз внимательно посмотрел на труп и кивнул головой:
- Да, теперь и я узнаю. Это варраул.
Тут я вспомнил о Мендуке и его варраулах, сидевших в одной из хижин.
У меня закралось подозрение. Ничем, однако, не выдавая своей догадки, я
обратился к испанцу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215