..
Арасибо, жаждавший отмщения за нанесенные некогда ему обиды,
буквально упивался муками поверженного врага, но многие члены нашего рода
не разделяли его настроений. У них цепенели сердца от ужаса, вселяемого
Карапаной, и от страха, что шаман, пусть он даже потом и погибнет, в своем
безумстве может натворить много страшных бед. Бешеная собака и та опасна,
а безумный шаман?! Они боялись, Арасибо - нет; он торжествовал.
- Мы добрались до него! - скрипел он зубами. - Череп убьет его!
Мать Ласаны, завидя меня на поляне, прибежала и, сердито отчитав,
загнала в постель. После нескольких часов отдыха я все-таки не выдержал и
под вечер опять встал. Чувствовал я себя почти здоровым.
Издали, из-за леса, со стороны Серимы, неустанно доносился глухой
рокот бубна. Мы втроем - Арнак, Арасибо и я - отправились на разведку.
Поскольку оправился я еще не совсем, шли не торопясь. Я прихватил
подзорную трубу, остальные - ружья.
Миновав лес, отделявший наши хижины от Серимы, мы остановились на
опушке, укрывшись от глаз жителей селения. Хижина Карапаны стояла в
стороне справа, недалеко от леса. На удалении примерно в триста шагов она
была перед нами как на ладони.
Карапану мы увидели сразу. Он бегал вокруг хижины, приплясывая, а
вернее, шатаясь, словно пьяный. При этом он выкрикивал дикие заклинания,
сзывал духов мщения, в припадках безумного бешенства топал ногами и
размахивал руками, потрясая двумя мараками, глухой рокот которых несся от
леса по реке. Рядом сидел на земле его подручный и отбивал такт на бубне.
Как же его проняло! Вот уже более суток он так неистовствовал без сна
и отдыха - вероятно, принял какое-то сильное возбуждающее средство. Он
извергал ужасающие заклятья, но было видно, что сам оказался жертвой еще
более сильного заклинания, попался в невидимые сети и теперь мечется, как
дикий зверь на цепи. Удастся ли ему сорваться с привязи?
- Умрет! - как-то странно забулькал от радости Арасибо. - Сойдет с
ума!
Потрясающее это зрелище вызывало омерзение, но в то же время
доставляло и какое-то удовлетворение: вот судьба вершит суровый акт
справедливости. Происходит нечто таинственное, ужасное, но, как бы то ни
было, в одном мы были уверены: Карапана попал в западню, из которой,
вероятно, уже не выберется. Ему не миновать своей судьбы.
- Народ говорит, что он может совсем обезуметь и натворить много бед,
- заметил я.
- Может, - подтвердил Арнак.
- Не успеет! Раньше сдохнет! - вскипел Арасибо.
Небывалое возбуждение Арасибо отнюдь не притупило его бдительности.
Видя, сколь пагубное действие оказал на колдуна череп ягуара, он охранял
его как зеницу ока, а на ночь прятал в только ему известном укрытии.
А Карапана меж тем не шел к своей гибели неминуемым путем, как
утверждал Арасибо и верили мы. Должно быть, шаман сумел побороть свое
бешенство, Он не кружил больше в безумстве вокруг хижины, а сухой треск
мараки вскоре стих, и лишь бубен продолжал ворчать. Но бил в него не
шаман, а его юный ученик.
- А сам он лежит в хижине, прощается с жизнью! - успокаивал себя
Арасибо.

БОЛЕЗНЬ РЕБЕНКА
Но Карапана не прощался с жизнью. Он стал появляться в селении,
беседовал с людьми. Глаза у него, правда, были жуткие, словно у безумного
дикого зверя. Он вселял страх и почтение еще больше, чем прежде, и, как
видно, отнюдь не собирался отступать или отказываться от борьбы. В его
изощренном мозгу зрел дьявольский план. Со стороны Серимы на меня
надвигалась новая грозная опасность.
На полуторагодовалого ребенка Ласаны, сына погибшего на необитаемом
острове негра Матео, напала какая-то загадочная болезнь. Малыша
лихорадило, тельце его покрылось волдырями, он целыми днями кричал от
боли, худел. Мать Ласаны, лекарства которой гак быстро поставили на ноги
меня, сбилась с ног, стараясь вылечить внучка. Все напрасно. Никакие
средства - травы и заговоры - не помогали: ребенок угасал день ото дня.
И чуть ли не с первого же часа его болезни ни с того ни с сего
поползли тревожные слухи, поначалу неопределенные и робкие, как дуновение
легчайшего ветерка, потом все более назойливые, как мухи, и, наконец,
неотступные, как ядовитые испарения: слухи о моей пагубной душе. Меж
людьми не только в Сериме, но среди некоторых и у нас начались
перешептывания; я то и дело ловил на себе испуганные взгляды; при виде
меня люди торопливо отводили глаза.
По мере того как усиливалась болезнь ребенка, ширились и враждебные
разговоры, теперь уже откровенно связывавшие с несчастьем меня: это моя
душа оборотня убивает ребенка. Ласана, безумно любившая сына, была в
отчаянии, видя, что никакие лекарства не дают результата. Однажды она
пришла ко мне в хижину и остановилась у порога, прямая, строгая и
решительная, и, хотя глаза ее ввалились от горя, она проговорила душевно и
смело, с торжественной серьезностью:
- Не слушай, что болтают неразумные. Я с тобой.
В этом же, хмуря брови, заверяли меня и четверо верных моих друзей:
Арнак, Вагура, Манаури и негр Мигуэль. Убеждая, что ветер злых сплетен
скоро стихнет, минует меня и пройдет, друзья, тем не менее охваченные
невеселыми мыслями, внимательно поглядывали по сторонам, на хижины и
опушку ближайшего леса. Один лишь Арасибо удрученно молчал, но и он
подозрительно осматривался - выжидающе и настороженно.
На третий или четвертый день болезни ребенка среди всех араваков на
Итамаке поднялся переполох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215