Я знаю эту погань! Если кадык у него прыгает вверх-вниз, значит,
шаман встревожен...
Слова калеки произвели впечатление. И лишь Манаури продолжал стоять
на своем.
- Все равно он смеялся, смеялся!..
- Он боялся! - крикнул Арасибо.
- Смеялся! - еще громче выкрикнул вождь.
- Нет, боялся, он испугался!
Они стояли друг против друга яростные, охваченные непостижимым,
бессмысленным бешенством, пожирая один другого глазами, полными
ожесточения.
Мне опять становилось дурно, по телу разливались слабость и
брезгливое омерзение. Кровь отливала от головы, в глазах темнело.
- Хватит! - застонал я из последних сил.
Они посмотрели на меня смущенно и, устыдившись, смирили свой гнев,
притихли, лица их разгладились.
- Пойдем отсюда, - шепнул Арнак, - пусть он уснет.
Они вышли. Осталась одна Ласана. Она подошла к моему ложу, стала на
колени, склонилась. В добрых влажных глазах ее - тревога и бесконечная
преданность. Сейчас глаза ее более чем прекрасны: в них материнство. Это
человек добрый и верный. Но близкий ли? Понимает ли она, что именно
вселяет в меня ужас? Понимает ли, как тяготит меня чуждый их мир, мир
вражды и предрассудков?
- Меня душит... - простонал я.
Наклонившись ближе, она изучающе взглянула мне в глаза. Волосы ее
падали мне на лицо. От них исходил двойственный аромат: теплый запах
женщины и тяжкий дух диких джунглей. Ласана заметила, вероятно, мою
гримасу и встревожилась.
- Что тебя душит? - спросила она мягко.
- Их ненависть.
- Чья? Карапаны?
- Не только Карапаны: Манаури, Арасибо...
С минуту она молчала, задумавшись, лотом решительно проговорила:
- Во мне ненависти нет!
- Меня убивает их злоба, их вражда! - не смог скрыть я печали.
- Ян, во мне нет вражды! Во мне нет злобы!
- Ах, Ласана, понимаешь ли ты меня? Меня удручает их темнота, их
предрассудки ввергают во мрак...
- Во мне все светло, Ян! Солнечно... Я понимаю тебя!
- Ты вместе с ними!
- Нет, Ян, я с тобой!
Голос ее был полон нежности. Она не позволила себя оттолкнуть. Она
боролась за свое место подле меня. Глаза ее расширились. Взгляды наши
встретились. Кровь снова запульсировала в моих жилах. Я положил руку ей на
плечо, и это было как прикосновение к самой жизни. Живительный поток тепла
передавался от нее ко мне.
На следующий день, проспав более десяти часов кряду крепким сном, я
пробудился, чувствуя себя окрепшим и почти здоровым. Встав с постели, я на
несколько минут вышел во двор. От подавленного настроения предыдущего дня
не осталось и следа, в меня вселился новый дух.
На шесте высотой в полтора человеческих роста, вбитом в землю шагах в
двадцати от моей хижины, торчал череп ягуара. Муравьи в муравейнике
очистили его до блеска, и он ярко белел, хищно сверкая грозными клыками.
Левая, "моя", глазница чернела пустой впадиной, зато правая, залепленная
глиной и щепками, была слепой и на расстоянии почти невидимой. Можно было
полагать, что это всего лишь наш родовой знак, а ведь мы наделили его
силой магической западни, призванной изловить, сломать и уничтожить врага.
Глядя на это творение рук Арасибо, я невольно содрогнулся.
Сам Арасибо притаился поблизости и, едва завидя меня, прихрамывая,
вышел из укрытия навстречу. Безобразная физиономия его расплывалась в
радостной улыбке.
- Видишь, как красиво висит? - оживленно приветствовал он меня. - Я
хорошо его стерегу!
Череп левой своей глазницей был обращен в сторону Серимы и хижины
Карапаны. Между самим селением и нами росли деревья не вырубленного здесь
леса, узким языком доходившего до берега реки, и за этой преградой
деревни, конечно, не было видно, но череп скалил клыки именно в ту
сторону.
Арасибо был сегодня на редкость весел.
- Ты чему радуешься? - поинтересовался я.
- Радуюсь! - ответил он с таинственной миной и, не скрывая торжества,
хвастливо указал большим пальцем руки на одноглазый череп. - Карапана
бесится! Слышишь мараку?
Несколько соседей вышли из хижин и приблизились к нам. Все они были
необычайно возбуждены и подтвердили: да, шаман бесится! Как только Арасибо
выставил череп, Карапана сразу же об этом узнал от своих лазутчиков и
немедля принялся изгонять злых духов, отводить от себя дурной глаз. Он
впал в транс, стал как одержимый носиться в бешеной пляске вокруг своего
обрядового шалаша и, не сомкнув глаз всю ночь, продолжал пляску и сейчас.
При этом он выкрикивал страшные заклятья, дергался в судорогах, брызгал
слюной.
Какой-то рокот и гул шаманского бубна действительно непрестанно
разносились по всему селению. Людей в Сериме обуял ужас...
- Что такое марака?
- О, это самое главное оружие шамана!..
Оказалось, марака - это пустой твердый плод с насыпанными внутрь
камушками, попросту говоря - погремушка, но, поди ж ты, обладающая
невероятной магической силой.
- Ему ничто теперь не поможет! - хихикал Арасибо, и лицо его пылало
ненавистью и злобной радостью. - Добрались мы до него, Белый Ягуар,
добрались! И теперь не выпустим!
- Разве это от нас зависит? - усомнился я.
- От глаза ягуара зависит! - воскликнул он торжествующе. - Глаз его
не выпустит.
- А может, он вырвется?
- Не вырвется! Будет теперь метаться до потери сознания, свалится как
дохлая собака, опять вскочит, снова будет метаться, опять свалится без
сил, и так до конца...
- Умрет?
- Умрет. Потеряет разум, потом у него лопнет сердце, и он умрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215