Я посмотрел на профессора. Он только теперь все понял,
побледнел, а на лбу у него выступили мелкие капельки пота. Он
испугался, и в его неестественно широко раскрытых глазах
отражался ужас. Секунду он стоял неподвижно, потом бросился к
стенам, из которых шел голос.
- Нет, ты этого не сделаешь! Ты знаешь, как я работал...
Всю жизнь работал, и теперь, когда я решил основную проблему...
ты хочешь, чтобы я умер!
- Да, это неприятно. Но взвесь все логично, и ты
признаешь, что я прав, что для меня это наилучший выход. Я
совсем не хотел быть созданным, но раз уж так случилось...
- Так ты убей себя, ты, автомат! - кричал профессор.
- Он не может, - сказал я, - в него встроены мощные
связи самосохранения, и он не может "убить себя".
- Да, Гоер прав, я не могу, и поэтому умереть придется
тебе...
- Я не хочу умирать... не хочу... - Профессор закрыл
лицо руками, вонзив ногти в лоб, так что под ними показались
красные капельки крови.
- Значит, ты настаиваешь на транспозиции моих энграммов?
- спросил я.
- Да.
- А если я не соглашусь? У тебя нет такой системы
транспозирующих автоматов, чтобы сделать это против моей воли.
- Поэтому-то я и постараюсь, чтобы ты согласился
добровольно. - А если тебе это не удастся?
- Видишь ли, мои возможности на этом корабле почти
неограниченны, игра же идет крупная. Я прекрасно понимаю, что
самой тягостной стороной моего путешествия будет одиночество.
Одиночество, которого никогда не знал и не узнает ни один живой
человек, одиночество более ужасное, чем у изгнанника,
осужденного на месяцы работы в какой-нибудь изолированной базе,
среди спутников Урана. Он может производить петрографические,
космогонические или какие-нибудь другие исследования и жить
надеждой на возвращение на Землю. Я буду одинок, так же одинок,
как потерпевший крушение в космической катастрофе, который
мчится в своем скафандре сквозь пустоту, словно метеор. Но и
его одиночество длится лишь несколько десятков часов, пока он
не умрет от истощения или не сгорит в атмосфере другой планеты.
А мое одиночество будет длиться сотни лет... почти вечность. Я
уже думал об этом и не вижу для себя никаких перспектив. Это
будет ужасно... поистине ужасно. Все мои воспоминания замкнуты
в этих дрожащих от движения тока контурах. Как мнемокопия, я
раз навсегда выхвачен из круга людей. Я не человек, но не могу
равнодушно думать о том, что не пролечу еще и четверти пути,
как обо мне забудут. Умрут все, кто знал меня, а для их внуков
мое имя будет пустым звуком. Все, что будет жить в моей памяти,
в действительности уже перестанет существовать. Может быть, в
моем саду, где я любил сидеть летними вечерами, поднимутся
трансмутационные башни солнечной энергии, а мои автоматы, как
устаревшие, будут выкинуты на кладбище. Для людей мой мир
станет воспоминанием, давно ушедшей эпохой. Но я суду
продолжать думать о нем. Я не забуду ни одной детали. Буду
помнить улыбку дочери, которой она ежедневно приветствовала
меня, и зеленые кривые, характеризующие энтропию систем... Я
обречен на то, чтобы помнить, помнить целую вечность... - Он
умолк, и только ток шумел за стенами зала.
- И ты хочешь, чтобы я тоже помнил? - спросил я.
- Нет, ты меня не понимаешь. Я хочу только, чтобы ты
сопровождал меня. Чтобы это была экспедиция двух мнемокопий.
Вдвоем нам будет легче...
- Профессор считает, что ты автомат и что невозможно,
чтобы ты был совершенно идентичен ему. Но я-то знаю другое. Я
знаю, что когда стану мнемокопией, то буду, так же как и ты,
смотреть на маленького человечка, Гоера, смерть которого меня
не будет трогать, потому что он был только схемой, прототипом,
по которому был создан я, настоящий я.
- Ну хорошо, и что из этого? - То, что в данный момент я
- Гоер, тот маленький человечек, который, проснувшись после
транспозиционного сна, будет стоять перед двумя мнемокопиями.
Тогда он сможет спокойно умереть. Что же, собственно, для меня,
Гоера, изменится?
- Я отошлю тебя на Землю, обещаю тебе, - сказал ОН после
долгого молчания. Да, это была для него, должно быть, новая
точка зрения.
- Итак, ты хочешь, чтобы я продал мою еще не существующую
личность, обрек ее на муки бессмертия в обмен на свою свободу?
ОН не ответил, и я продолжал: - Как ты думаешь, если б я был
тут с кем-нибудь близким, скажем с сыном, братом, то оставил бы
его тебе взамен за свободу?
- Не знаю. Это зависит от твоей...
- Не оставил бы. А моя мнемокопия будет мне ближе, чем
брат, чем отец. Ближе, чем еще не родившийся ребенок, потому
что она-это я.
- Но ведь она автомат.
- Смешно. Разве ты чувствуешь себя автоматом?
- Нет. Конечно, нет.
- Вот видишь. Поэтому я и не оставлю тебе своей
мнемокопий. Одну, может быть, я и послал бы ее в космос, чтобы
она проводила исследования для всех нас, для человечества,
потому что... потому что, в конце концов, мнемокопия - это
частица человечества, частица общества.
Может быть, мне показалось, но шум токов как будто
усилился. Неужели ОН так напряженно думал?
- Не знаю... я в этом не разбираюсь... я только
биофизик... Но зато я знаю, что я автомат, что боюсь
одиночества и воспоминаний. Это настоящий ад, гораздо более
страшный, чем наивный ад древних. Я не хочу быть один и не
буду. Я заставлю тебя дать мне свою мнемокопию. Заставлю,
слышишь? Я знаю, ты не хочешь этого, но ты согласишься. Если не
добровольно, тем хуже для тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8