К стене была прислонена арфа, своеобразный инструмент из панциря
черепахи и рыбьих кишок.
- Все это выглядит не очень заманчиво, - заметила Джил. - Надеюсь,
что мне не придется тут долго жить.
- Зато здесь просторно, - улыбнулся Шварц. - Места хватит и для вас,
и для вашего будущего друга.
Джил схватила серп и обрушила его на траву. Стебли сыпались как
головы - "вжик - ааах, вжик - ааах!"
Шварц смотрел на нее, словно опасаясь, что тоже падет жертвой ее
атаки.
- Почему вы так уверены, что мне нужен любовник?
- Почему, почему? Да потому, что это всем нужно.
- Не всем! - она повесила серп на крюк и огляделась. Кому еще грозит
участь капитана Кука?
Она полагала, что Шварц потянет ее в постель - все мужчины одинаковы.
Но, видно, этому не хватало смелости. Джил облегченно вздохнула, но чуть
заметная презрительная улыбка появилась на ее губах. Эта двойственность ей
показалась странной: стоило ли презирать человека, который ведет себя
пристойно и в соответствии с ее желаниями?
Но досада осталась. Обычно, если поклонник становился слишком
агрессивным, Джил не задумывалась. Жестокий удар в пах, в живот или ребром
ладони по шее отрезвлял многих. Кое-кто потом пытался ее убить, но она
искусно владела ножом - да и любым другим оружием. Нет, врасплох ее не
застанешь!
Давид Шварц даже не подозревал, что находился так близко к инвалидной
коляске или к полной утрате мужском естества.
- Вы можете спокойно оставить тут свои вещи. У нас никогда не бывает
краж.
- Все-таки я прихвачу чашу. Когда она не на глазах, чувствуешь себя
как-то неуютно.
Он пожал плечами и достал из висевшей на плече кожаной сумки сигару.
- Не здесь, - предупредила она. - Это мой дом, и я не желаю, чтобы
тут дымили.
Австриец удивленно взглянул на Джил и вновь пожал плечами. Выйдя из
хижины, он тут же закурил и всю дорогу энергично пускал дым в ее сторону.
Джил решила воздержаться от резких замечаний. Не стоило его
беспрестанно одергивать и раздражать. Она здесь на испытании, и она -
женщина; к тому же, Шварц занимает высокое положение и близок с Файбрасом.
Нужно смириться, спрятать гордость в карман.
Стоит ли? На Земле, стремясь к своей единственной цели - стать
командиром дирижабля, - она получала достаточно оплеух. Потом, вернувшись
домой, в ярости била посуду и размалевывала стены ругательствами. Конечно,
все это ребячество, но после дюжины тарелок спокойствие возвращалось к
ней. Однако здесь будет еще хуже. Уйти отсюда невозможно - другого места
для нее нет. Только в Пароландо будет построен дирижабль, уникальный
аппарат, единственная ее надежда.
Шварц остановился у подножья холма. Он показал на аллею раскидистых
сосен, в конце которой маячил длинный сарай.
- Ближайшее к вам отхожее место. Здесь будете по утрам опоражнивать
свой ночной горшок. В одно отверстие - мочу, в другое - экскременты.
Он помолчал и добавил:
- Обычно нужники чистят те, у кого не кончился испытательный срок.
Содержимое доставляется на пороховой завод для переработки и подается на
шнек. Конечный продукт пищеварения - калиевая селитра и...
- Да знаю я, - процедила она сквозь зубы, - не дурочка же. Всюду, где
производят серу, используют такой же процесс.
Шварц приподнялся на носках, с удовольствием пыхнул сигарой,
потянулся. Будь у него подтяжки, он бы щелкнул ими.
- Большинство испытуемых работает на этом заводе не меньше месяца.
Малоприятное занятие, но прекрасно дисциплинирует. Кроме того, отсеиваются
непригодные.
- Нон карборундум иллегитиматус, - произнесла Джил.
- Что такое? - небрежно переспросил он.
- Это латынь. Правда, несколько вульгарная. А переводится так: "Не
позволяй невеждам поучать себя". Зарубите себе на носу - ради серьезного
дела я могу собирать любое дерьмо.
- Да вы грубиянка!
- Конечно. Но если вы - мужчина, а не одуванчик, то должны быть таким
же. Впрочем, в этой стране могут быть другие порядки. Слишком много
цивилизации...
- Как мы здесь изменились, - он говорил медленно и горько. - Не
всегда, правда, к лучшему. Если бы мне в 1893 году сказали, что я буду
выслушивать от женщины, - не проститутки или фабричной девчонки, а от
женщины из общества - грубые непристойности и мятежный...
- А вы чего хотели? Восхищенного сюсюканья? - резко бросила она.
- Позвольте, я закончу: и мятежный суфражистский вздор.
Если бы мне сказали, что это нисколько не поразит и не оскорбит меня,
я бы назвал того человека лжецом. Но век живи, век учись... вернее, - умри
и учись.
Он замолчал и посмотрел на нее. У Джил дернулся уголок рта, глаза
сузились.
- Стоило бы как следует отделать вас... но мне тут жить. Что ж,
перетерплю.
- Вы совершенно не поняли меня. Я сказал: век живи, век учись. Я уже
не Давид Шварц образца 1893 года. Думаю, что и вы не та Джил Галбира...
когда вы умерли?
- В тысяча девятьсот восемьдесят третьем.
Они продолжали путь в молчании. У Джил на плече лежал бамбуковый
посох, к которому она подвесила чашу. Шварц показал на ручей, бравший
начало от горного водопада. Меж двух холмов он разливался в крошечное
озерцо. Посередине в лодке застыл человек с бамбуковой удочкой в руках. Ей
показалось, что рыбак похож на японца.
- Ваш сосед, - произнес Шварц. - Его настоящее имя - Охара, но он
называет себя Пискатором. Слегка помешан на Исааке Уолтоне, которого может
цитировать страницами. Утверждает, что каждому человеку нужно лишь одно
имя, поэтому и выбрал себе - Пискатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148